Отчетливые следы этих ранних охотничье-собирательских групп с зачатками новой экономики были найдены в 50-х годах на севере Ирака, в горных районах Курдистана американскими археологами Робертом Брейдвудом и Ральфом Солецки. Последний, после сенсационных открытий неандертальских захоронений в пещере Шанидар, обнаружил неподалеку от входа в пещеру открытую древнюю стоянку — Зави-Чеми-Шанидар. Она, по данным радиоуглеродных анализов, относится примерно к IX тысячелетию до н. э. Исследователи обратили внимание на необычайное обилие костей животных в слое стоянки. Лабораторный анализ показал, что подавляющее их большинство принадлежит овцам. Причем три пятых всех особей были моложе одного года. Это бесспорно свидетельствует о том, что овцы были уже домашними: молодых ягнят забивали, чтобы можно было доить маток.
Большой интерес представляет и комплекс орудий труда из Зави-Чеми-Шанидара: грубые каменные зернотерки, шлифованные топоры, серпы в виде кремневых ножевидных пластин-вкладышей, прикрепленных к костяной рукояти с помощью битума или смолы. Мы не знаем, какие именно злаковые растения жали этими серпами жители стоянки. Неизвестно и то, были ли эти злаки дикими или культурными. Тем не менее первые шаги к формированию новой производящей экономики земледельческо-скотоводческого типа представлены здесь достаточно четко.
Еще более важными оказались результаты многолетних работ большой археолого-ботанической экспедиции во главе с Р. Брейдвудом в Иракском Курдистане (проект (Ирак — Джармо). Впервые в истории ближневосточной археологии геологи, климатологии, зоологи и ботаники предприняли совместно с археологами комплексное исследование природной среды, окружавшей первобытного человека. Их открытия позволили сделать вывод, что экология того времени существенно отличается от современной.
Вот как описывает Р. Брейдвуд древний ландшафт этого края: «Есть все основания полагать, что в позднем доисторическом и в начале исторического (примерно конец V — начало IV тысячелетия до н. э. — В. Г.) периодов от Центральной Палестины через Сирию и до Восточного Ирака тянулась полоса почти сплошных горных и предгорных лесов, местами густых, местами разреженных, «парковых». В горах зимой выпадало большое количество осадков; здесь росли большие, широколиственные деревья, а подлесок представлял собой непроходимую чащу. То был поистине первобытный лес, остатки которого теперь сохранились лишь на немногих пологих склонах гор, вдали от деревень. У подножия гор и на равнинах росли, по-видимому, разреженные леса, где преобладал дуб…»
Что касается фауны этого периода, то, судя по данным из поселка Джармо, местные жители могли заниматься охотой и на поросших травой лугах, и в окрестных лесах, и в дебрях высокогорья. Из числа животных, кости которых найдены при раскопках, некоторые, как, например, дикий кот, уже полностью исчезли. Другие, такие, как олень, леопард или медведь, приспособленные к жизни в лесах, теперь, когда лесов почти не осталось, близки к исчезновению. Продолжают существовать, несмотря на постоянную охоту на них, дикая свинья, волк, лисица, а также дикая коза и газель. «В наши дни, — пишет Брейдвуд, — в долине Чамчамаля, как равнина, так и предгорья которой были прежде покрыты лесом, трудно встретить даже кустарник. Карликовый дуб не успевает достичь высоты и шести футов (около двух метров), как его срубают собиратели топлива. Поскольку леса и кустарника не стало, а трава каждую весну выщипывается скотом, почва по большей части оползает в реки, превращаясь в ил. Зимой она, едва успев образоваться, смывается со склонов дождями, которые гонят по земле потоки шоколадного цвета…»
Таковы были хотя и отдаленные, но негативные последствия неолитической революции — разрушительной деятельности земледельческо-скотоводческих общин — на окружающую природную среду.