Кардинал, прибыв под Перпиньян, едва только посвятил Короля в то, что он открыл, как его Величество приказал арестовать Сен-Мара. Был отправлен приказ арестовать Месье де Буйона… Его отправили в Лион вместе с Месье де Сен-Маром; их процесс был начат и завершен» (Д’Артаньян).
Текст договора с испанцами показали Буйону, находившемуся в тюрьме; он решил, что Гастон Орлеанский во всем признался, и сам все рассказал. Признался и Сен-Мар, надеявшийся, что король его пощадит.
12 сентября 1642 г. в Лионе Сен-Мар был обезглавлен. Сен-Мар умер «с поразительным мужеством, не стал говорить пустых речей, и только поклонился тем, кого увидел в окнах и узнал; он все делал поспешно и, когда палач хотел отрезать ему волосы, отнял у него ножницы и передал их брату-иезуиту… Голову ему отрубили с первого удара» (Таллеман де Рео).
«Что касается Месье де Буйона, то, конечно, толковали о том, что надо бы с ним поступить точно так же, но поскольку у него было, чем выкупить свою жизнь, он расквитался за все, отдав свои владения в Седане» (Д'Артаньян). Гастона Орлеанского принудили дать письменное обязательство никогда и ни при каких обстоятельствах не претендовать на французский престол.
Казнь Сен-Мара упрочила положение Ришелье, однако «Кардинал ненадолго пережил этот триумф; геморрой по-прежнему продолжал причинять ему тысячу мучений, и вскоре он не смог больше ни сидеть, ни даже оставаться в одном положении» (Д’Артаньян). Из Руссийона его частью на носилках, частью по воде перевезли в Париж.
17-летний д'Артаньян той далекой осенью 1642 года был занят проблемами, для него не менее важными, чем заговор Сен-Мара для короля и кардинала. Муж его любовницы покинул Париж как раз тогда, когда туда привезли больного кардинала. «Стояло еще начало октября месяца, — вспоминал д’Артаньян тридцать лет спустя, — но погода была такой теплой в том году, что весь урожай винограда уже собрали. Повсюду осень была столь хороша, как могло бы быть само лето; и таким образом, я и сейчас еще припоминаю, будто это было вчера, как в день, когда хозяин кабаре притворился, что уезжает, настолько яростно припекало, что едва ли было жарче в Сен-Жане». Д'Артаньян наслаждался жизнью в объятьях прекрасной трактирщицы, когда неожиданно вернувшийся муж начал ломиться в двери их комнаты. «Я был мудр, — пишет д’Артаньян, — с первым же нанесенным им ударом я распахнул окно кабинета и выбросился на двор, где и свалился человек на двадцать подмастерьев торговца, сидевших один подле другого. Они воспользовались прекрасным лунным светом, чтобы наворовать себе мяса, и вовсе и не думали обо мне. Так как я был совсем голый под рубахой, я позволяю поразмышлять, насколько они были поражены, увидев меня в подобном одеянии». Но поскольку подмастерья быстро узнали в свалившемся на них ровеснике щедрого завсегдатая трактира, они без промедленья снабдили его штанами и обувью.
Чтобы упредить ревнивого мужа, д’Артаньян сам явился к комиссару городской стражи и заявил, что его ограбили. Воров в Париже было действительно множество. «Поговаривали, что Королевский Судья по уголовным делам безнаказанно покровительствовал ворам за определенное вознаграждение, и я не знаю, была ли это правда или нет, но отлично знаю, что начиная с момента, когда закрывались лавки, небезопасно было высовывать нос на улицу. В эту эпоху не существовало еще ни Лейтенанта Полиции, ни ночных караулов, а те, кто должны были заботиться о соблюдении публичной безопасности, обвинялись так же, как и Королевский Судья по уголовным делам, в том, что получали свою часть от совершаемых краж, отговариваясь, словно бы они совершенно не знали, кто их совершал».
С помощью такого вот правосудия д’Артаньян сумел не только избежать наказания, но и посадить в тюрьму обманутого мужа, обвинив его в нападении с целью ограбления. Да еще подмастерья вчинили несчастному трактирщику иск, требуя от него возмещения убытков за повреждения, причиненные падением д’Артаньяна из окна его заведения. Так ревнивый муж оказался в тюрьме без видимой надежды выбраться, ибо «он знал, что в Париже совершается множество несправедливостей, и приговаривают не меньше невиновных, чем спасают преступников» (Д'Артаньян). Выйти на волю несчастному удалось лишь с помощью того же д’Артаньяна (точнее, благодаря влиянию де Тревиля).