Кардинал рисковал немногим, безоглядно обещая ей столько вещей разом. Он видел, что Король умирает, и нет ни малейшей надежды вылечить его от медленной лихорадки, подтачивавшей его долгие годы. Его тело не было больше ничем иным, как настоящим скелетом, и хотя ему шел еще лишь сорок второй год, он был доведен до такого беспомощного состояния, что истинный Король, каким он и был, желал бы смерти во всякий день, если бы это не было запрещено ему, как христианину».
Мазарини
Поскольку смерти короля ожидали в ближайшее время, борьба развернулась вокруг регентства. Анна Австрийская хотела остаться единственной регентшей при малолетнем сыне, а Гастон Орлеанский и некоторые другие стремились к созданию регентского совета. Итак, Анна искала поддержки у своего брата, испанского короля Филиппа III. Мазарини ухаживал за Анной и даже стал волочиться за ее любимой камеристкой, чтобы та влияла на королеву в нужном направлении, а Шавиньи сошелся с Гастоном Орлеанским, с которым прежде не ладил.
В декларации, составленной перед смертью Людовиком XIII (точнее, Шавиньи), король поручал регентство Анне, но при ней создавался Совет, куда должны были войти канцлер Пьер Сегье, кардинал Мазарини, Шавиньи и Бутийе. Такой совет очень сильно ограничил бы власть будущей вдовы. Король повелел зарегистрировать декларацию в Парижском парламенте, чему королева всячески препятствовала.
14 мая 1643 г. Людовик XIII скончался. Подводя итоги правления Ришелье и Людовика XIII, в XX веке историк Кремер написал: «…Они оставили после себя сильную Францию. Цена была высока: экстремальное финансовое давление на население, чрезвычайно жесткое укрепление королевского авторитета».
Анна Австрийская вступила в борьбу за власть. «Королева обладала умом такого рода, какой был необходим для того, чтобы не казаться глупой людям, ее не знавшим. Желчности в ней было больше, нежели высокомерия, высокомерия больше, нежели величия, наружных приемов более, нежели искренних чувств… пристрастия более, нежели страсти, жестокости более, нежели гордости, злопамятства более, нежели памятливости к добру, притязаний на благочестие более, нежели благочестия, упрямства более, нежели твердости, а более всего поименованного — бездарности…
Королева была любима благодаря своим злоключениям куда больше, нежели за свои достоинства. Ее постоянно преследовали на глазах у всех, а страдания у особы ее сана заменяют великие добродетели. Всем хотелось верить, будто она наделена терпением, личину которого очень часто надевает безразличие. Словом, от нее ждали чудес, говаривали, что она их уже творит, ибо даже самые отъявленные ханжи позабыли ее былое кокетство…
Герцог Орлеанский хотел было заявить права не регентство, и состоявший у него на службе человек посеял тревогу в Сен-Жермене, явившись туда час спустя после смерти Короля с двумястами дворян, приведенных им из его владений». Однако с помощью Дома Короля людей герцога вытеснили, а его самого принудили удовлетвориться званием Правителя королевства — впрочем, вполне призрачным.
«Королева, найдя средство вынудить герцога д'Орлеана отказаться от власти, данной ему Королем в его декларации, предстала вместе с ним перед Парламентом. Эта Компания, главные члены которой были подкуплены Епископом Бове (капеллан Анны), пожаловала ей Регентство с абсолютным могуществом, вопреки последним намерениям Его Величества» (Д'Артаньян).
Регентский совет, назначенный Людовиком XIII, так и не стал реальностью. «Поскольку лица эти, будучи клевретами кардинала де Ришелье, пользовались общей ненавистью, они тотчас по смерти короля были осмеяны всеми лакеями во всех закоулках Сен-Жерменского дворца».
Начальный период регентства Анны Австрийской называют порой, «когда Королева никого не жаловала, а попросту никому ни в чем не отказывала… Все изгнанники были возвращены, все узники выпущены на свободу, все преступники оправданы, те, кто были отрешены от своих должностей, получили их обратно, всех осыпали милостями, отказа не было ни в чем.
Своему стороннику Бофору Анна обещала доверить воспитание своих сыновей — Людовика и Филиппа, но ему этого было мало. «Герцог де Бофор, всегда бывший сторонником Королевы и даже ее воздыхателем, забрал себе в голову, что будет править королевством, на что был способен менее, нежели его лакей. Епископ Бовезский, самый глупый из всех известных вам глупцов, сделался первым министром и в первый же день потребовал от голландцев, чтобы они, если желают сохранить союз с Францией, приняли католическую веру. Королева устыдилась своего шутовского правительства…