Но разладъ между Парламентомъ и Дворомъ, т. е. правительствомъ, имѣлъ еще другой, болѣе общій источникъ, о которомъ Тэнъ не упоминаетъ. При феодальной монархіи Парижскій парламентъ былъ судебнымъ, административнымъ и законодательнымъ учрежденіемъ и въ теоріи и въ своихъ притязаніяхъ сохранилъ это значеніе до конца XVIII вѣка. По новая, абсолютная монархія, установившаяся со времени Ришелье, ввела новую, охватившую всю провинцію, централизованную администрацію черезъ интендантовъ, не подчиненную Парламенту. Отсюда множество столкновеній и неудовольствій со стороны Парламента. А по мѣрѣ развитія администраціи и нуждъ государства усложнялась и учащалась законодательная дѣятельность монархическаго правительства. На Парламентѣ лежала обязанность объявленія (регистраціи) новыхъ законовъ, связанная съ правомъ до регистраціи представлять королю свои соображенія или возраженія по поводу новаго закона. Въ XVII вѣкѣ Парижскій парламентъ, а за нимъ и провинціальные, сталъ пользоваться этимъ для присвоенія себѣ какъ бы права законодательнаго veto. Отсюда частыя и ожесточенныя столкновенія, которыя даже привели при Людовикѣ XV къ временному упраздненію Парламента. Въ борьбѣ съ правительствомъ парламенты пытались между собою сближаться, образовать какъ бы одно общее законодательное учрежденіе, нѣчто въ родѣ общаго представительства, взамѣнъ не собиравшихся Генеральныхъ штатовъ. Ученіе янсенистовъ, что соборъ выше папы, усвоенное частью французской магистратуры, повліяло въ этихъ кругахъ и на политическія представленія и содѣйствовало распространенію идеи, что воля народа или его представительства должна имѣть преобладающее значеніе въ государствѣ.
Идея народовластія не была новостью для французовъ XVIII вѣка. Съ ней издавна были знакомы французскіе легисты. На этомъ понятіи римскіе юристы основывали императорскую власть и съ римскимъ правомъ оно вошло въ политическое сознаніе всѣхъ европейскихъ народовъ. Средневѣковые богословы строили на немъ свое объясненіе происхожденія государства и пользовались имъ, чтобы доказывать превосходство церкви, по ея происхожденію, надъ государствомъ. Эпоха реформаціи снова выдвинула на первый планъ это понятіе. Французскіе гугеноты, жестоко преслѣдуемые королями, усвоили его себѣ, подъ вліяніемъ Женевы придали ему республиканскій смыслъ и выставили изъ своей среды цѣлый рядъ монархомаховъ, т. е. противниковъ королевской власти. Замѣчательно, что и многіе католическіе публицисты, въ особенности іезуиты, для борьбы съ еретическими королями развивали идею народовластія въ республиканскомъ смыслѣ. Во всякомъ случаѣ это понятіе въ его средневѣковомъ толкованіи держалось въ французскихъ церковныхъ школахъ до конца XVIII вѣка. Такимъ образомъ отживавшее средневѣковое представленіе о происхожденіи государственной власти дожило до появленія на свѣтъ «Общественнаго договора», который сдѣлалъ понятіе о народовластіи въ самомъ радикальномъ его смыслѣ популярнѣйшей идеей Франціи.
По что же на самомъ дѣлѣ соотвѣтствовало во Франціи понятію о верховномъ народѣ? Гдѣ тотъ народъ, которому въ силу общественнаго договора должна была быть вручена во Франціи верховная власть? Какъ принялъ этотъ народъ манифестъ о своемъ воцареніи? Заканчивая свое описаніе постепеннаго проникновенія новой доктрины чрезъ верхніе слои въ самую толщу народа, Тэнъ рисуетъ намъ слѣдующую картину: «Въ бельэтажѣ зданія, въ чудныхъ золоченыхъ покояхъ, новыя идеи служили только для освѣщенія салона, были бенгальскими огнями для потѣхи; ими забавлялись; среди смѣха ихъ бросали изъ оконъ. Подхваченныя въ антресоляхъ и нижнемъ этажѣ, разнесенныя по лавкамъ, магазинамъ и кабинетамъ дѣльцовъ, онѣ попали на воспламеняющійся матеріалъ, на связки дровъ, давно заготовленныя, и вотъ разгорается большой огонь, отражается какъ бы начало пожара, по крайней мѣрѣ изъ трубъ идетъ большой дымъ и сквозь стекла виднѣется красное пламя. Нѣтъ, говорятъ обитатели бель-этажа, они не стали бы поджигать домъ. Они — жильцы его, какъ и мы. Это горитъ солома или это огни камина; чтобы ихъ потушить, довольно ведра холодной воды, и они служатъ къ очисткѣ трубъ, къ выжиганію застарелой сажи».
«Берегитесь: въ подвалахъ дома, подъ обширными и глубокими сводами, поддерживающими его — находится пороховой погребъ!»
Переходя къ обитателямъ нижнихъ этажей Тэнъ объясняетъ экономическими причинами переворотъ, происшедшій въ настроеніи третьяго сословія, которое прежде отличалось узостью воззрѣній и было поглощено исключительно профессіональными интересами. Третье сословіе быстро богатѣло, а потому приходило все чаще въ соприкосновеніе съ правительствомъ, которое нуждалось въ деньгахъ для своихъ поставокъ и разныхъ предпріятій, особенно для пополненія своего бюджета займами.
Дурное финансовое управленіе, постоянная денежная неисправность правительства, дефицитъ и частыя банкротства, причиняя громадные убытки буржуазіи, вызвали въ ней, наконецъ, недовѣріе и неудовольствіе. Въ тоже время буржуазія перенимала нравы и образъ жизни аристократіи; но если различіе между классами, такимъ образомъ, по внѣшнему виду и стушевывалось, привилегіи оставались въ силѣ попрежнему, вызывая раздраженіе и вражду буржуазіи противъ стараго порядка.
На такую-то почву пали идеи Руссо. Тэнъ мѣтко подмѣчаетъ тѣ черты писателя, которыя должны были вызвать особую симпатію «плебеевъ» къ этому «плебею». Подъ его вліяніемъ третье сословіе стало отождествлять себя съ народомъ, увѣровало въ свое неотъемлемое право на верховную власть и въ свою очередь заявило, подобно Людовику XIV, — «государство, это я!» Такое властолюбіе сопровождалось не только экзальтаціей и утопическими бреднями, но и большимъ невѣжествомъ. Очень поучительны у Тэна тѣ страницы, гдѣ онъ описываетъ, какого рода образованіе давали тогдашнія школы и университеты, изъ которыхъ ученики не выносили ничего, кромѣ латинскихъ обрывковъ (bribes), и гдѣ онъ показываетъ, какъ пренебреженіе къ преподаванію исторіи предрасполагало общество ко всякимъ отвлеченнымъ революціоннымъ теоріямъ.
Къ концу вѣка общество салоновъ представляетъ «странное зрѣлище аристократіи, пропитанной гуманитарными и радикальными максимами, придворныхъ — враждебныхъ Двору, привилегированныхъ — содѣйствующихъ уничтоженію привилегій».
Тэнъ приводитъ свидѣтельство Лакретеля о томъ, что въ его гимназіи въ теченіе восьмилѣтнихъ занятій въ его присутствіи ни одного раза не было упомянуто имя Генриха IV и въ 17 лѣтъ онъ еще не зналъ, когда и по какому случаю династія Бурбоновъ заняла престолъ. На юридическихъ факультетахъ ученики наслушивались отвлеченнаго права или ничему не учились. Въ Парижѣ слушателей нѣтъ: профессора читаютъ передъ переписчиками, которые продаютъ записанныя ими лекціи. Если бы кто либо сталъ самъ посѣщать лекціи и записывать ихъ, онъ заслужилъ бы упреки, что отнимаетъ у переписчиковъ ихъ заработокъ. Въ Буржѣ можно добиться диплома въ теченіе шести мѣсяцевъ.
Общимъ учителемъ правовѣдѣнія для всей этой молодежи сталъ Руссо. Когда сыновья одного судьи явились на первую лекцію права къ адъюнктъ-профессору Саресту, онъ рекомендовалъ имъ въ видѣ руководства «Общественный договоръ». Тезисы этой книги приводились, по словамъ одного современника, какъ догматы всей этой громадной толпой, наполнявшей «Большой залъ» судебныхъ учрежденій, состоявшей изъ членовъ цеха Базоши (канцеляристы и пристава судебнаго вѣдомства), молодыхъ адвокатовъ и мелкой интеллигенціи, поставлявшей публицистовъ новаго пошиба.