Но этого мало: само правительство выпускаетъ изъ рукъ вожжи и призываетъ народъ къ власти. За мѣстнымъ самоуправленіемъ слѣдовало преобразованіе центральнаго правительства. Въ ноябрѣ 1787 г. король объявляетъ, что созоветъ Генеральные Штаты; 5 іюля 1788 г. онъ требуетъ отъ всѣхъ учрежденій и компетентныхъ лицъ мнѣній по поводу организаціи этихъ штатовъ. 8 августа онъ назначаетъ срокъ ихъ созванія; 27 декабря онъ предоставляетъ третьему штату двойное число представителей, потому что «интересы этого штата поддерживаются благородными чувствами и всегда будутъ имѣть за себя общественное мнѣніе»; 15 февраля 1789 года приходскія собранія приступаютъ къ составленію своихъ наказовъ или «жалобъ» и разгорячаются подробнымъ перечисленій всѣхъ бѣдствій, изображаемыхъ ими на письмѣ. «Его Величество, сказано въ избирательномъ регламентѣ, желаетъ, чтобы всякому была обезпечена возможность довести до Его свѣдѣнія свои желанія и неудовольствія (réclamations)». Крестьянъ заставляютъ говорить, съ ними совѣщаются, имъ хотятъ помочь, ихъ тяжкое положеніе будетъ облегчено, для нихъ наступятъ лучшія времена. Что будетъ, они сами не знаютъ; нѣсколько мѣсяцевъ спустя англійскій путешественникъ, Артуръ Юнгъ, слышалъ отъ крестьянки, «что ей говорили, что есть богатые люди, которые хотятъ придти на помощь ея сословію», но кто и какъ, она не знаетъ. Не знаютъ этого и крестьяне.
Среди всѣхъ этихъ не вполнѣ понятныхъ имъ правительственныхъ начинаній и приглашеній выясняется надежда на внезапное облегченіе, убѣжденіе, что они имѣютъ на это право, рѣшимость содѣйствовать этому всѣми средствами, и отсюда напряженіе воли, которая ждетъ только случая, чтобы перейти въ дѣйствіе и, какъ пущенная стрѣла, неудержимо устремляется къ цѣли, внезапно представившейся. Цѣль же намѣчается голодомъ — нужно, чтобы на рынкѣ вдоволь было хлѣба; нужно, чтобы фермеры и землевладѣльцы его туда доставляли, чтобы оптовые покупатели — хлѣбные торговцы и правительство — не увозили его въ другія мѣста; нужно, чтобы на хлѣбъ была установлена дешевая такса, не болѣе 2 су за фунтъ; чтобы хлѣбъ, соль, вино, вообще съѣстные припасы не были обложены акцизомъ, чтобы не было сеньёріальныхъ оброковъ и повинностей, не было церковной десятины, не было ни городскихъ, ни королевскихъ податей. И вотъ въ мартѣ, апрѣлѣ и маѣ начинаются мятежи; вначалѣ это мѣстные пожары, которые легко тушатся или сами тухнутъ. Но они тотчасъ вновь возникаютъ, и ихъ множество указываетъ на количество горючаго матеріала. Въ четыре мѣсяца, предшествовавшіе взятію Бастиліи, Тэнъ насчитываетъ болѣе 300 мятежей во Франціи, иллюстрируя ихъ самыми разнообразными подробностями. Еще 9 января 1789 года толпа врывается въ городскую ратушу Нанта и осаждаетъ лавки хлѣбниковъ, причемъ къ крикамъ Vive le Roi примѣшивается крикъ Vive la nation. Нѣсколько мѣсяцевъ спустя тамъ же въ Бретани, которая впослѣдствіи возстала противъ якобинцевъ за короля въ союзѣ съ дворянами и духовенствомъ, крестьяне отказываются уплачивать церковную десятину, ссылаясь на то, что въ наказѣ ихъ округа была потребована ея отмѣна. Когда городская чернь въ Ліонѣ сожгла и уничтожила заставы, взимавшія акцизъ съ вина и ввозимыхъ въ городъ съестныхъ припасовъ, окрестные крестьяне потянулись туда съ громадными фурами вина, запряженными цѣлымъ цугомъ воловъ, и настояли на томъ, чтобъ ихъ впустили безпошлинно.
Жители Агда истолковали двойное представительство третьяго штата въ томъ смыслѣ, что король желаетъ, чтобы всѣ были равны, и что народу все дозволено. Согласно съ этимъ толпа грозила подвергнуть городъ общему ограбленію, если не будетъ вовсе уничтоженъ городской сборъ съ вина, мяса и рыбы, и городскія власти были принуждены толпой, усиленной мѣстными крестьянами, объявить черезъ трубачей, что всѣ требованія народа исполнены. Три дня спустя крестьяне вернулись и заставили больного старика епископа, собственника мельницы, спустить на половину арендную цѣну за свою мельницу и тутъ же, сидя на уличной тумбѣ, онъ долженъ былъ удостовѣрить свою уступку нотаріальнымъ актомъ.
Вообще въ буйствахъ и насиліяхъ какъ деревенской, такъ и городской толпы въ первое время непосредственно чувствуется вліяніе голода, особенно на югѣ Франціи. Такъ въ Бриньолѣ крестьяне заставили владѣльцевъ тамошнихъ мельницъ продать ихъ общинѣ за безцѣнокъ, да еще въ долгосрочный безпроцентный долгъ, разорительный для владѣльцевъ, и когда гербовый актъ о продажѣ былъ подписанъ владѣльцами, крестьяне пришли въ такой восторгъ, что отслужили молебенъ въ сосѣднемъ монастырѣ. И другіе случаи насилія объясняются вліяніемъ претерпѣваемаго голода или опасеніемъ его: такъ, когда крестьяне забираютъ хлѣбъ изъ амбаровъ землевладѣльцевъ по удешевленной цѣнѣ, съ обѣщаніемъ заплатить за него послѣ слѣдующей жатвы, или когда жители одной деревни избиваютъ и прогоняютъ жителей сосѣдней общины, пришедшихъ на ихъ рынокъ за покупкой хлѣба.
Но это такъ только вначалѣ. Политическія преобразованія вскружили народу голову. «Громкія фразы возымѣли свое дѣйствіе». Когда до толпы дошли слухи, что Генеральные Штаты займутся возрожденіемъ государства, она отсюда заключила, что ихъ созваніе будетъ началомъ полнаго и безусловнаго переворота въ положеніи и состояніи «всѣхъ». «Во многихъ мѣстахъ открыто говорили, что объявлена война противъ собственниковъ и собственности». «Въ городахъ и деревняхъ народъ продолжаетъ толковать, что онъ ничего не хочетъ платить: ни налоговъ, ни поборовъ, ни долговъ».
Эманципировавшись отъ всякихъ обязательствъ по отношенію какъ государства, такъ и частныхъ лицъ, крестьянинъ перестаетъ признавать мѣстныя власти, смѣняетъ ихъ или самъ становится на ихъ мѣсто, издаетъ законы, присваиваетъ себѣ судебную власть, руководясь собственными представленіями о справедливости. У кого есть хлѣбъ, долженъ надѣлить того, у кого его нѣтъ. У кого деньги, долженъ подѣлиться съ тѣмъ, кому они нужны для покупки хлѣба. На этомъ основаніи въ Баржолѣ принуждаютъ урсулинокъ уплатить 1800 ливровъ, капитулъ — отпустить 50 возовъ хлѣба; у одного бѣднаго ремесленника отбираютъ 18 фр., у другого 40; канониковъ заставляютъ выдать арендаторамъ росписки въ полученіи аренды. Обходя дома, съ дубиной въ рукахъ, толпа заставляетъ однихъ платить деньги, другихъ прощать долги, одного отказаться отъ уголовнаго процесса, другого отъ исполнительнаго листа, имъ полученнаго, третьяго — возвратить издержки за процессъ, выигранный много лѣтъ тому назадъ, отца — заставляютъ дать согласіе на бракъ сына.
Къ этому присоединяется замѣчательная черта, наблюдаемая и въ другихъ случаяхъ народнаго возстанія. Крестьяне вспоминаютъ всѣ свои прошлыя обиды или то, что они считали для себя обидой — а у крестьянъ, какъ извѣстно, — прибавляетъ Тэнъ, — цѣпкая память. Сдѣлавшись господиномъ, крестьянинъ возстановляетъ правду (redresse les torts) особенно въ тѣхъ случаяхъ, въ которыхъ онъ потерпѣлъ ущербъ. Возстановляетъ онъ эту правду по-своему. Общее возстановленіе правъ обозначаетъ прежде всего возвращеніе полученныхъ по феодальному праву повинностей. У агента г. де-Монмеяна крестьяне отнимаютъ всѣ его деньги, въ возмѣщеніе тѣхъ, которыя онъ получалъ въ теченіе 15 лѣтъ въ качествѣ мѣстнаго нотаріуса. Прежній кон- сулъ Бриньола наложилъ въ 1775 году на жителей 1.500 — 1800 франковъ штрафа въ пользу бѣдныхъ; эту сумму 14 лѣтъ спустя у него отбираютъ.
Вообще консулы и прочіе исполнители закона признаются людьми вредными, купчія крѣпости, податные списки, всѣ эти документы, на основаніи которыхъ они взыскиваютъ поборы, — еще хуже ихъ. Въ огонь съ этимъ старымъ хламомъ — а кстати, какъ наприм. въ Іерѣ, вмѣстѣ съ ними и всѣ бумаги, хранящіяся у старшаго нотаріуса. Крестьяне одобряютъ только новые документы, заключающіе въ себѣ уступки, квитанціи иди обязательства въ пользу народа.
Но насилія, возникавшія подъ вліяніемъ нужды, своеобразныхъ представленій о правѣ, или просто стремленія къ захвату чужого добра, становились еще хуже, когда къ мѣстному населенію примыкали или имъ руководили профессіональные насильники и преступники. Еще въ первомъ своемъ томѣ Тэнъ обратилъ вниманіе своихъ читателей на то, какъ велико было въ старой Франціи число людей, находившихся въ открытой войнѣ съ государствомъ — контрабандистовъ{18}, браконьеровъ, бродягъ и преступниковъ, ускользнувшихъ отъ правосудія, и на ту роль, какую они способны были играть въ смутное время, какъ подстрекатели и руководители толпы. Теперь ихъ время настало, и Тэнъ описываетъ, какъ эти люди появлялись на сцену при всякомъ безпорядкѣ, подобно волкамъ, чующимъ добычу, и какъ вслѣдствіе этого къ ярости, вызванной голодомъ, примѣшивались злые инстинкты — и толпа, поднявшаяся, чтобы добыть себѣ хлѣба, кончала убійствами и поджогами.