Подъ руководствомъ такихъ вождей Пале-Рояль считаетъ себя въ правѣ направлять и даже замѣнять собою Національное собраніе. Почему же нѣтъ? Вѣдь это онъ «спасъ народъ» въ іюльскіе дни, онъ — очагъ патріотизма, онъ своими рѣчами и брошюрами просвѣтилъ народъ и всѣхъ, даже солдатъ обратилъ въ патріотовъ. И на самомъ дѣлѣ митингъ постановляетъ, что необходимо прогнать восвояси депутатовъ, «невѣжественныхъ, подкупленныхъ и подозрительныхъ». Тѣмъ болѣе, что наступило время рѣшенія самыхъ важныхъ вопросовъ: Собраніе въ Версалѣ разсматриваетъ основанія будущей конституціи. Слѣдуетъ ли держаться теоріи раздѣленія властей, которую Монтескьё считалъ необходимой гарантіей свободы, и завести верхнюю палату? Слѣдуетъ ли предоставить монарху самостоятельное участіе въ законодательной власти или лишь право временной отсрочки принятыхъ Національнымъ собраніемъ законовъ (veto suspensif). На Національное собраніе нельзя положиться. Даже Мирабо измѣняетъ и стоитъ за самостоятельную роль монархіи въ конституціи (veto absolu).
Тогдашніе агитаторы обладали разными средствами производить давленіе на Версальское собраніе. Прежде всего помѣщеніемъ на галлереи вѣрныхъ людей, которые поддерживали рукоплесканіями патріотическихъ депутатовъ и криками запугивали измѣнниковъ. Исполнителями этого порученія служили солдаты, переодѣтые въ штатское платье и чередовавшіеся на своемъ посту. Тутъ были и женщины, навербованныя куртизанкой Теруанъ де Мерикуръ. А передъ дверью Собранія прогнанные лакеи, дезертиры и женскій сбродъ подносили къ лицу депутатовъ кулакъ и грозили имъ «фонаремъ». Въ Пале-Роялѣ составляли списки депутатовъ, голосовавшихъ противъ «народа», а газеты и частныя письма распространяли ихъ имена по провинціямъ. Сами депутаты получали угрожающія письма. Епископа Лангрскаго, предсѣдательствовавшаго тогда въ Національномъ собраніи, предупредили, что «15.000 человѣкъ готовы произвести иллюминацію въ усадьбахъ депутатовъ, и въ особенности въ вашей собственной». Секретари Собранія оповѣщены, что двѣ тысячи писемъ будутъ отправлены въ провинціи, чтобы довести до свѣдѣнія народа о поведеніи дурныхъ депутатовъ. «Ваши дома будутъ отвѣчать за ваши голоса — подумайте объ этомъ и убирайтесь».
Но былъ путь еще болѣе непосредственный; 1-го августа пять депутацій, во главѣ одной изъ нихъ Лустало, отправляются изъ Пале-Рояля въ ратушу съ требованіемъ, чтобы Коммуна барабаннымъ боемъ собрала гражданъ для выбора новыхъ депутатовъ, и постановила, чтобы Національное собраніе отсрочило свои засѣданія, пока дистрикты и провинція не выскажутся по вопросу о вето. На слѣдующій день является новая депутація изъ Пале-Рояля, которая для большей ясности къ словамъ присоединяетъ жесты: введенные въ засѣданіе Коммуны депутаты обхватываютъ руками свою шею, показывая наглядно, что, если члены Коммуны не исполнятъ требованія, они будутъ повѣшены.
Эти угрозы и запугиванія производились не напрасно. Разные депутаты третьяго штата признавались, что они отказались отъ верхней палаты потому, что не хотятъ подвергнуть своихъ женъ и дѣтей въ провинціи опасности жизни (les faire égorger). А Мунье сообщаетъ, что болѣе 300 членовъ этого штата, т. е. его половина, рѣшили поддерживать полное королевское вето — это значитъ, что при помощи членовъ двухъ первыхъ штатовъ прочность монархіи могла быть обезпечена въ конституціи. Но 10 дней спустя большинство отступается отъ этого рѣшенія, многіе изъ привязанности къ королю, опасаясь всеобщаго волненія и не желая подвергнуть опасности жизнь королевской семьи. Туре, избранный 1-го августа предсѣдателемъ умѣренною частью Собранія, отказывается принять избраніе, потому что Пале-Рояль грозилъ прислать шайку головорѣзовъ, чтобы убить его вмѣстѣ съ тѣми, кто подавалъ за него голосъ, и по рукамъ стали ходить проскрипціонные списки съ именами разныхъ депутатовъ.
Но всего этого, очевидно, недостаточно: есть только одно вѣрное средство подчинить пароду Собраніе и исполнительную власть (le pouvoir exécutif), т. е. короля — перевести ихъ въ Парижъ подъ непосредственное воздѣйствіе митинговъ и улицы. Мысль эта виситъ въ воздухѣ. Уже 30 августа сумасшедшій маркизъ Сентъ-Юрюгъ, самый шумный бульдогъ (aboyeur) Пале-Рояля, отправляется на Версаль съ толпой въ 1.500 человѣкъ. Но дѣло требуетъ болѣе усиленной агитаціи и систематической подготовки. На послѣднее указываетъ то обстоятельство, что въ рукахъ у босяковъ, принявшихъ участіе въ экспедиціи, были золотыя монеты. Это по всей вѣроятности, деньги герцога Орлеанскаго, котораго его приближенные прочили въ намѣстники короля.
И на этотъ разъ политическіе агитаторы воспользовались нуждой народа. Впереди толпы, повалившей 5 октября по дорогѣ на Версаль, шли женщины, матери семьи — онѣ шли для того, чтобы привести въ Парижъ «хлѣбника и хлѣбницу съ ихъ чадомъ». Они надѣялись, что съ переѣздомъ двора въ Парижъ хлѣба будетъ вдоволь. Но за этими женщинами шла толпа другихъ; во главѣ ихъ Луизонъ, хорошенькая гризетка Пале- Рояля, занимавшаяся тамъ продажей букетовъ, которую въ Версали избрали, чтобы говорить съ королемъ. Среди этихъ женщинъ шли, одѣтые въ женское платье и нарумяненные, ихъ кавалеры. По дорогѣ толпа измучилась, озябла, проголодалась. Пришедши въ Версаль, она бросилась въ залу засѣданія Національнаго собранія, наполнила галлереи и самую залу въ перемежку съ депутатами и съ мужчинами, вооруженными дубинами и пиками. Одна изъ пуассардокъ распоряжалась въ залѣ, прерывая депутатовъ: «Заставьте молчать этого болтуна. Онъ говоритъ не къ дѣлу. Дѣло въ томъ, чтобы добыть хлѣба. Пусть говоритъ батюшка нашъ Мирабо. Мы хотимъ его слышать». Предсѣдатель
Собранія, стѣсненный толпой и оскорбляемый, наконецъ оставляетъ свое мѣсто; его занимаетъ женщина.
Другія женщины въ это время дѣлаютъ свое дѣло на площади, гдѣ выстроенъ Фландрскій полкъ. Онѣ врываются въ ряды его и заманиваютъ солдатъ.
Наступаетъ ночь; голодная толпа жаритъ на городской площади на кострѣ убитую лошадь и насыщается полусырыми кусками мяса. Часть ея укрывается въ залѣ Національнаго собранія и въ безобразіяхъ проводитъ тамъ ночь.
Въ полночь наконецъ прибыла Парижская національная гвардія съ своимъ командиромъ Лафайетомъ. Они заставили его силой слѣдовать за ними. Теперь они въ Версали окружаютъ дворецъ и съ ними оказалось нѣсколько тысячъ хулигановъ; съ своей стороны національная гвардія Версаля также осаждаетъ дворецъ. Король въ плѣну, вмѣстѣ со всѣмъ правительствомъ, и беззащитенъ. Пока Лафайетъ держится на ногахъ, толпа сдерживается. Въ 5 часовъ утра онъ предается отдыху. Его отсутствіемъ пользуется толпа, врывается во дворецъ, убиваетъ двухъ тѣлохранителей, проникаетъ въ покои королевы, которая едва спасается въ комнаты короля. Въ эту минуту является Лафайетъ съ своими гренадерами. Съ мраморнаго двора, гдѣ тѣснится толпа, поднимается крикъ: «въ Парижъ» и король повинуется этому приказанію. Участь французской монархіи рѣшена.
И потянулось въ Парижъ похоронное шествіе французской монархіи, а вмѣстѣ съ нею либеральной конституціи. Озлобленіе до крайности возбужденной толпы перешло въ противоположный экстазъ. Одна изъ спутницъ Мальяра, будущаго руководителя сентябрьскихъ убійствъ, слышала, что Лафайетъ обѣщалъ отъ имени королевы, что «она будетъ любить свой народъ и будетъ къ нему привязана, какъ Христосъ къ церкви». Всѣ умилены и обнимаются, гренадеры національной гвардіи надѣваютъ на королевскихъ тѣлохранителей свои шапки въ знакъ братанія. Все прекрасно. «Народъ завоевалъ своего короля».
5 Плѣненіе короля 6 октября 1789 г.
Въ центрѣ шествія королевская семья и сотня депутатовъ въ экипажахъ, за ними артиллерія съ женщинами, сидящими верхомъ на пушкахъ; за этимъ обозъ съ мукой; королевскіе конногвардейцы, имѣя сзади на лошади національнаго гвардейца; далѣе Парижская національная гвардія, за ними люди съ пиками, женщины — пѣшкомъ, верхомъ, въ фіакрахъ и телѣжкахъ. Впереди этой толпы несутъ на двухъ шестахъ отрѣзанныя головы двухъ тѣлохранителей, убитыхъ въ комнатахъ королевы. Въ Севрѣ останавливаются у парикмахера, который долженъ завить и напудрить эти головы: ихъ заставляютъ кланяться, раздаются смѣхъ и шутки; ѣдятъ и пьютъ по дорогѣ; чокаются съ тѣлохранителями; кричатъ и стрѣляютъ; мужчины и женщины, взявшись за руки, поютъ и пляшутъ въ грязи. Таково новое братство. Это похороны всѣхъ законныхъ авторитетовъ; торжество дикой силы надъ разумомъ; ужасный политическій карнавалъ, предшествуемый знаменіемъ смерти, влечетъ за собой всѣ власти Франціи — короля, министровъ, депутатовъ, чтобы заставить ихъ управлять сообразно съ его безуміемъ и держать ихъ подъ пиками до той поры, когда ему вздумается ихъ зарѣзать.