«Но даже въ трезвыя минуты, — говоритъ Тэнъ, — Собраніе не можетъ руководиться указаніемъ разума, потому что ни въ какомъ французскомъ законодательномъ собраніи, за исключеніемъ двухъ слѣдующихъ, не было такъ мало политическихъ головъ». Анализируя составъ Національнаго собранія, Тэнъ указываетъ на то, что почти всѣ практическіе и дѣловые люди, которыхъ можно было найти въ тогдашней Франціи, преимущественно среди администраціи, въ парламентахъ и въ провинціальныхъ собраніяхъ, были исключены изъ Національнаго собранія. Изъ 677 депутатовъ третьяго сословія только 10 занимали видныя должности.
Любопытно однако обратить вниманіе на то, какъ смотрѣли на дѣло въ началѣ революціи люди, на которыхъ Тэнъ возлагаетъ свои надежды. Оказывается, что и они поддавались общему теченію. Мы возьмемъ для примѣра одного изъ этихъ 10-ти — Малуэ, который былъ интендантомъ въ морскомъ министерствѣ и пользовался полнымъ довѣріемъ нѣсколькихъ министровъ. Тэнъ, какъ мы видѣли, считаетъ Малуэ однимъ изъ трехъ лучшихъ умовъ тогдашняго времени, и въ этомъ съ нимъ нужно согласиться; онъ нерѣдко руководится въ своихъ сужденіяхъ мнѣніями Малуэ и даже заимствовалъ у него основную идею своего сочиненія о революціи: «Ce n’est pas une révolution, mais une dissolution qui s’opère au profit de quelques hommes pervers» (Mém. de Mal. II, p. 186). И что же оказывается? Сила господствовавшей теоріи была такъ велика, что даже интенданты, т. е. администраторы стараго порядка — если они были не на сторонѣ реакціи — раздѣляли тѣ принципы, которые были осуществлены революціей, и даже предлагали тѣ самыя практическія мѣры, которыя, по мнѣнію Тэна, вызвали «узаконенную анархію». Вотъ что, между прочимъ, читаемъ мы въ рѣчи, произнесенной Малуэ передъ его избирателями: «La volonté générale est la véritable souveraine puissance devant laquelle tous les obstacles disparaissent» (I, p. 228), a въ проектѣ инструкцій, составленномъ Малуэ и принятомъ избирателями, сказано: «Се sont nos pouvoirs que vous allez exercer et il n’en est aucun qui n’émane du peuple… Que l’intérêt de tous, qui sera la seule limite de vos pouvoirs, soit aussi la règle invariable de votre conduite. Accablés depuis longtemps par le pouvoir absolu, mais éclairés maintenant sur nos véritables intérêts, nous avons à réparer les fautes et les malheurs de plusieurs siècles» (p. 232). Что же касается до практическихъ мѣръ, то въ этомъ же проектѣ высказывается не только требованіе, чтобы одному Національному собранію было предоставлено право давать свое согласіе на законы и налоги и утверждать ихъ — «que l’Assemblée des États Généraux soit reconnue solennellement la seule puissance compétente pour consentir et sanctionner les lois et les impôts», но требуется полное уничтоженіе администраціи и передача ея въ руки выборныхъ властей: «que les intendants soient supprimés, leur administration pouvant être utilement exercée par les états provinciaux et leurs commissaires»; требуется даже, чтобы полиція была предоставлена городскимъ властямъ, свободно избраннымъ населеніемъ. Конечно, Малуэ возставалъ, какъ и Мирабо, не противъ монархіи, а противъ произвола и деспотизма министровъ и сознавалъ: «que le peuple а besoin d’être gouverné», что народъ неспособенъ быть правительствомъ: но дѣло въ томъ, что вышеизложенные принципы были несовмѣстны съ монархіей, и предложенныя выше реформы должны были перенести центръ тяжести государственной власти къ толпѣ избирателей, — а именно къ этому стремилась и масса депутатовъ, политику которыхъ осуждаетъ Тэнъ. Мы имѣемъ такимъ образомъ здѣсь предъ собою образчикъ того, до какой степени даже такіе опытные и благоразумные представители высшей бюрократіи, какъ Малуэ, увлекались модной реакціей противъ бюрократіи и теоріей непосредственнаго и правительствующаго народовластія.
Въ составъ большинства Національнаго собранія входили безызвѣстные адвокаты и мелкіе чиновники, съ юности вращавшіеся въ узкомъ кругу канцелярской рутины, прерываемой только философическими прогулками въ фантастическія пространства подъ руководствомъ Руссо и Рейналя. Къ нимъ примыкало около 100 другихъ депутатовъ, подобныхъ имъ по своему развитію, и 208 священниковъ, раздѣлявшихъ ихъ точку зрѣнія. Такимъ образомъ, составилось большинство въ 650, къ которымъ присоединилось около 50 искреннихъ теоретиковъ (de nobles philosophes), не считая слабохарактерныхъ, плывущихъ по теченію, и честолюбивыхъ, которые пристаютъ туда, гдѣ ожидаютъ успѣха, Всего хуже то, что новые политики, непригодные для возложеннаго на нихъ дѣла, считаютъ себя ко всему способными и что ихъ неопытность равняется ихъ самообольщенію. Для нихъ не существуетъ сомнѣнія — и они всегда проникнуты убѣжденіемъ въ своей непогрѣшимости. Они считаютъ себя слишкомъ просвѣщенными, чтобы руководиться фактами, когда наступилъ вѣкъ разума. Поэтому они, сообразно съ манерой Руссо, дѣйствуютъ де дуктивно, выводя все изъ отвлеченныхъ понятій о правѣ и государствѣ. При такомъ настроеніи пренія этого политическаго собранія похожи на засѣданія общества литераторовъ, гдѣ одинъ членъ за другимъ читаетъ свою рѣчь безъ отношенія къ предшествовавшей и послѣдующей. Въ то время, когда горѣли замки и подвергались разграбленію городскія ратуши, подвозъ хлѣба былъ пріостановленъ и все общество распадалось, — 54 оратора записались на пренія о правахъ человѣка — и «это скучное и усыпительное пустословіе», «эта метафизическая галиматья» продолжалась цѣлыя недѣли, подобно тому, какъ схоластическіе богословы спорили о свѣтѣ на горѣ Ѳаворской въ ту минуту, когда Магометъ громилъ изъ пушекъ стѣны Константинополя. При такомъ положеніи дѣлъ руководителями какъ націи, такъ и Національнаго собранія сдѣлались головорѣзы (les casse-cou). Они имѣли на своей сторонѣ два преимущества, и эти преимущества были такъ значительны, что обезпечивали за ними навсегда преобладаніе. Во-первыхъ, на ихъ сторонѣ была господствовавшая теорія, и они одни готовы были довести ея осуществленіе до конца. Ихъ вліяніе въ этомъ отношеніи было тѣмъ сильнѣе, что не только большинство депутатовъ, но и самые умѣренные — и даже члены оппозиціи — исходили изъ той же теоріи, самые упорные изъ привилегированныхъ въ своихъ инструкціяхъ отстаивали права человѣка, и Мунье, главный противникъ демагоговъ, руководилъ депутатами третьяго сословія, когда они провозгласили себя Національнымъ собраніемъ. Но если бы даже большинство, наконецъ, отказалось идти за этими вождями, — оно было бы насильно принуждено къ этому возмутившимся народомъ, который Собраніе постоянно само поощряло, и публикой на галлереяхъ, которой собраніе предоставило непосредственное вліяніе на пренія и голосованіе. Въ этой публикѣ главную роль играла шайка изъ 750 человѣкъ, правильно организованная и состоявшая на жалованьѣ. Тэнъ сообщаетъ любопытныя свѣдѣнія объ организаціи этой закулисной силы и о непосредственномъ участіи ея въ драмѣ, которая тогда разыгрывалась. Всѣ насилія со стороны толпы, овладѣвшей галлереями, остаются не только безнаказанными, но и встрѣчаются съ одобреніемъ; депутаты же, которые жалуются на такое насиліе, призываются къ порядку, и вмѣшательство зрителей — ихъ крики, ихъ брань и угрозы разсматриваются какъ необходимая принадлежность законодательной дѣятельности Собранія — «sont introduites comme un rouage régulier dans l'opération législative».
Насилія не ограничиваются, впрочемъ, перерывами и угрозами въ залѣ засѣданія; по выходѣ изъ нея на улицѣ депутаты преслѣдуются, подвергаются личнымъ оскорбленіямъ и опасности; многіе изъ нихъ принуждены защищаться оружіемъ. И народная ярость направлена не только противъ депутатовъ, отстаивавшихъ обособленіе штатовъ, но даже противъ тѣхъ, которые высказывались въ чисто практическихъ вопросахъ несогласно съ господствующимъ взглядомъ; такъ, напримѣръ, экономистъ Дюпонъ, произнесшій рѣчь противъ ассигнацій, былъ встрѣченъ на улицѣ съ ругательствами и увлеченъ къ Тюльерійскому бассейну, и только патруль спасъ его отъ погруженія.
Національное собраніе ухудшило свое положеніе и состояніе страны своимъ постановленіемъ, чтобы никто изъ депутатовъ не могъ занять министерскаго поста, — оно такимъ образомъ отказалось взять на себя всю отвѣтственность за управленіе. Если бы вожди большинства были министрами, они не только сами набрались бы многихъ практическихъ свѣдѣній, которыхъ имъ недоставало, увидали бы многое въ иномъ свѣтѣ, но и Собраніе посредствомъ ихъ познакомилось бы съ практикой и выступило бы изъ своей академической роли. Съ другой стороны, этимъ средствомъ Національное собраніе избавило бы себя отъ постоянной подозрительности и страха подкоповъ и заговоровъ со стороны двора. Учрежденный Собраніемъ «Розыскной комитетъ» для разслѣдованія преступленій противъ націи, возобновлявшійся каждый мѣсяцъ и состоявшій изъ неопытныхъ и легковѣрныхъ дѣятелей, своими обысками и доносами на мнимые заговоры только волновалъ общественное мнѣніе и приводилъ въ трепетъ самое Собраніе, ибо въ этомъ отношеніи, какъ во многихъ другихъ, Собраніе не отличалось ничѣмъ отъ народа. Такимъ образомъ, заключаетъ Тэнъ: Національное собраніе руководилось при разрушеніи стараго зданія и при постройкѣ новаго двумя одинаково вредными побужденіями — страхомъ и теоріей.