Стремясь къ захвату власти, якобинскіе клубы стремятся прежде всего захватить общественное мнѣніе, подчинить себѣ печать. Для этого у нихъ два способа: доносъ или клевета и — терроръ.
Въ декабрѣ 1790 года инженеръ Этіенъ, котораго Маратъ и Фреронъ въ своихъ газетахъ называли шпіономъ, подалъ жалобу въ судъ и потребовалъ публичнаго извиненія или пени въ 25.000 франковъ. На это Маратъ потребовалъ, чтобы доносчики народу не были привлекаемы къ суду, такъ какъ они подсудны только публикѣ за все, что считаютъ нужнымъ дѣлать для спасенія народа. Въ день суда залъ наполнился «60 побѣдителями Бастиліи, которые собирались вмѣшаться въ процессъ», какъ писалъ, торжествуя, Фреронъ. — Они дѣйствительно вмѣшались: потребовали удаленія караула: «мы здѣсь владыки», избили, оплевали истца, грозили отрѣзать ему уши, побили его друзей и заставили ихъ бѣжать. Дѣло было отложено и оно кончилось тѣмъ, что истецъ за неявкой былъ приговоренъ къ уплатѣ судебныхъ пошлинъ.
Выручая своихъ журналистовъ, якобинцы застращивали своихъ противниковъ. Къ швейцарскому гражданину Малле-Дюпану явилась депутація изъ 12–15 хорошо одѣтыхъ и довольно вѣжливыхъ людей. Ихъ ораторъ сообщилъ ему, что они присланы патріотическими обществами Пале-Рояля, чтобы внушить ему необходимость измѣнить его принципы и перестать нападать на конституцію — «иначе къ нему примѣнятъ способъ крайняго насилія». Малле-Дюпанъ отвѣтилъ, что онъ признаетъ надъ собою лишь авторитетъ закона и суда; а нарушенія свободы печати противны конституціи. «Конституція, — возразилъ якобинскій ораторъ, — это общая воля. Законъ — это владычество сильнѣйшаго (du plus fort). Мы выражаемъ вамъ волю народа — а это законъ». Малле-Дюпанъ имъ объяснилъ, что онъ противникъ стараго порядка, но стоитъ за авторитетъ короля. «О, — заговорили всѣ, — мы бы очень пожалѣли, если бы остались безъ короля. Мы любимъ короля и мы будемъ защищать его авторитетъ. Но мы вамъ запрещаемъ идти наперекоръ общественному мнѣнію и противъ свободы, декретируемой Національнымъ собраніемъ».
Но якобинцамъ не удалось сломить честнаго швейцарца — онъ выдержалъ четыре года, «не будучи увѣренъ, ложась спать, что проснется свободнымъ или живымъ». Въ іюнѣ 1792 года въ его «послужномъ спискѣ» свободѣ числилось три приказа объ арестованіи, 115 доносовъ, два наложенія печатей, четыре «гражданскихъ» натиска на его квартиру, конфискація всей его собственности во Франціи.
Примѣру парижскихъ якобинцевъ слѣдовали провинціальные, пріучая населеніе къ своему господству задолго до офиціальнаго захвата власти. Марсельскій клубъ заставляетъ муниципалитетъ подать въ отставку. Въ Орлеанѣ члены клуба принимаютъ участіе въ засѣданіяхъ высшаго уголовнаго (политическаго) суда. Члены клуба въ Канѣ (въ Нормандіи) оскорбляютъ судей, уносятъ и сжигаютъ акты уголовнаго обвиненія противъ лицъ, разрушившихъ статую Людовика XV. Члены клуба въ Альби насильно захватили въ судѣ уголовное дѣло, касавшееся одного убійцы, и сожгли акты… Вездѣ клубъ владычествуетъ или готовится владычествовать: на выборахъ онъ устраняетъ однихъ кандидатовъ, другимъ покровительствуетъ, иногда самъ избираетъ. Съ другой стороны онъ становится полицейскимъ комитетомъ, составляетъ и распространяетъ списки «недоброжелательныхъ, подозрительныхъ и равнодушныхъ», доноситъ на дворянъ, сыновья которыхъ эмигрировали, на священниковъ, не давшихъ присяги и оставшихся въ своемъ приходѣ. Онъ возбуждаетъ, направляетъ мѣстныя власти или дѣлаетъ имъ выговоры. Это, по выраженію одной современной петиціи Національному собранію, настоящій инквизиціонный трибуналъ, очагъ всѣхъ революціонныхъ памфлетовъ и листковъ, школа интригъ и заговоровъ. Но Національное собраніе, изъ страха за себя, покрываетъ якобинскіе клубы своей благосклонностью или снисходительностью. Якобинская печать даетъ лозунгъ: нужно, чтобы народъ съорганизовался мелкими батальонами. Одинъ за другимъ, въ теченіе двухъ лѣтъ, батальоны съорганизовались. Уже во всякомъ мѣстечкѣ своя дисциплинированная и владычествующая шайка. Чтобы образовать изъ себя армію, имъ остается только найти общій центръ и генеральный штабъ. И центръ и штабъ давно готовы. Это, конечно, Парижъ и «общество друзей конституціи».
Клубъ якобинцевъ Парижа возникъ въ Версали наканунѣ съѣзда Генеральныхъ штатовъ. Онъ былъ основанъ бретонскими депутатами, къ которымъ присоединились депутаты изъ другихъ провинцій. Сначала въ члены его принимались одни депутаты, но когда 6 октября Національное собраніе перешло въ Парижъ и клубъ перенесъ свое помѣщеніе туда (въ библіотеку якобинскаго — доминиканскаго монастыря), онъ сталъ принимать въ число членовъ также и не депутатовъ — литераторовъ и художниковъ. Засѣданія происходили чинно, посторонніе не допускались, при входѣ контролировались членскіе билеты и однажды однимъ изъ контролеровъ былъ сынъ герцога Орлеанскаго, будущій король Луи Филиппъ. По уставу предметомъ засѣданій должны были быть тѣ самые вопросы, которые въ это время обсуждались Національнымъ собраніемъ; но въ другіе часы въ нижнемъ этажѣ поучали рабочихъ, «объясняли имъ конституцію». Скоро Якобинскій клубъ достигъ такого авторитета, что съ нимъ вступали въ сношенія провинціальные клубы, принимали его уставъ и правила; а онъ съ своей стороны предавалъ публичности ихъ доносы и поддерживалъ ихъ требованія.
Такимъ образомъ возникла обширная переписка, охватывавшая всю Францію, и Парижскій клубъ получилъ возможность одновременно поднимать агитацію въ сотняхъ городовъ и мѣстечекъ.
Никогда еще не бывало, — говоритъ Тэнъ, — политическаго механизма лучше придуманнаго, чтобы вызывать искусственное и насильственное общественное мнѣніе и придавать ему видъ національнаго требованія — и чтобы этимъ способомъ предоставлять шумящему меньшинству «права мнимаго большинства и насиловать правительство». Тактика якобинцевъ, — какъ писалъ одинъ изъ нихъ, — была весьма проста: «Кто нибудь изъ насъ поднималъ вопросъ въ Національномъ собраніи; онъ зналъ, что его поддержитъ незначительное меньшинство, а большинство встрѣтитъ криками неудовольствія… Вопросъ передается въ комиссію, чтобы тамъ заглохнуть. Но имъ овладѣваетъ клубъ. На основаніи статьи въ его газетѣ или особаго циркуляра, онъ становится предметомъ обсужденія въ 300–400 провинціальныхъ клубахъ и три недѣли спустя Національное собраніе осыпается дождемъ адресовъ, требующихъ постановленія, которое оно раньше отвергло, а теперь принимаетъ большинствомъ, такъ какъ «общественное мнѣніе назрѣло».
Характеръ и роль якобинцевъ въ исторіи революціи съ самаго начала обнаруживаются въ дѣятельности клуба. Уже 28 іюля 1789 г. главный основатель клуба, Дюпоръ, организуетъ Сыскной комитетъ при клубѣ! И что же собою представляетъ главный органъ якобинцевъ во время ихъ апогея — Комитетъ общественнаго спасенія подъ руководствомъ Робеспьера, какъ не правительствующій Сыскной комитетъ? Аудиторія рабочихъ въ нижнемъ этажѣ представляла собою великолѣпную школу для всякаго рода агентовъ. Тутъ набираются штатъ агентовъ провокаторовъ и въ то же время штатъ полицейскихъ чиновъ и клакеровъ въ Собраніи. Каждый день, — пишетъ Лафайетъ въ своихъ мемуарахъ, — десять человѣкъ являются въ Комитетъ сысковъ за инструкціями — каждый изъ нихъ передаетъ ихъ другимъ десяти и такимъ образомъ всѣ секціи Парижа, всѣ батальоны Національной гвардіи получаютъ одновременно то же самое предложеніе устроить бунтъ, тотъ же доносъ противъ парижскаго мэра или предсѣдателя директоріи. Другіе агенты образуютъ кучку на какой нибудь городской площади и одинъ изъ нихъ громко произноситъ запальчивую рѣчь; собравшаяся около нихъ толпа приходитъ въ возбужденіе, изъ нея выступаютъ новые ораторы, а первоначальная кучка перебирается въ другую улицу и тамъ производитъ ту же операцію. Агенты получаютъ 12 франковъ въ день и имѣютъ право въ случаѣ надобности подбирать себѣ помощниковъ за ту же цѣну. Денегъ у клуба вдоволь, ибо секретаремъ клуба, руководителемъ всей переписки, редакторомъ журнала, тайнымъ, но дѣйствительнымъ и постояннымъ заправилою всѣхъ интригъ состоитъ Лакло, авторъ извѣстнаго порнографическаго романа и довѣренный секретарь герцога Орлеанскаго, перваго богача Франціи. Рука Лакло видна во всѣхъ перипетіяхъ революціи: въ дѣлѣ Ревельона, въ походѣ на Версаль, въ погромахъ на городскія заставы и усадьбы, и въ прошеніи объ отрѣшеніи короля отъ престола послѣ его возвращенія изъ Варенна.