13 Толпа въ Тюльери 20 іюня 1792 г.
И тѣмъ не менѣе это Собраніе было покорнымъ слугой той политики, которая обрекала на крушеніе конституціонную монархію. Но еще изумительнѣе вожди, за которыми шло Законодательное собраніе — жирондинцы… Это были люди лично честные и порядочные, люди съ отвращеніемъ относившіеся къ уличнымъ головорѣзамъ, которымъ они потакали, люди несочувствовавшіе идеаламъ якобинцевъ, съ которыми они два мѣсяца спустя вступили въ борьбу на жизнь и на смерть, и тѣмъ не менѣе на нихъ падаетъ большая доля отвѣтственности за торжество якобинцевъ, за терроръ и за канибализмъ, опозорившій Парижъ и Францію во время революціи. Они были классическими представителями тѣхъ политиковъ, которые несутъ на себѣ — не ословъ, а волковъ въ овчарню. Эта близорукость тѣмъ преступнѣе, что она связана была съ вопіющимъ нарушеніемъ идеаловъ, за которые боролись жирондинцы. Они стояли за народовластіе, за принципъ, что воля народа должна быть закономъ, а на дѣлѣ пренебрегали этими принципами. Весьма поучительно въ этомъ отношеніи признаніе, сдѣланное Бюзо, другомъ г-жи Роланъ, въ его мемуарахъ: «Большинство французскаго народа страстно желало монархіи и конституціи 1791 года… Въ особенности въ Парижѣ это желаніе господствовало и нисколько не скрывалось какъ въ частныхъ разговорахъ, такъ и въ обществѣ. Было только нѣсколько человѣкъ, благородныя и возвышенныя души которыхъ считали себя достойными быть республиканцами… Остальные желали, требовали лишь конституціи 1791 года и говорили о республиканцахъ такъ, какъ отзываются о маніакахъ (fous), чрезвычайно честныхъ».
И эти «чрезвычайно честные» маніаки довели Парижъ до сожженія Тюльери, до сентябрьскихъ убійствъ и навязали французскому народу не республику, о которой вздыхали, по словамъ Бюзо, возвышенныя души, а кровавую анархію. Злымъ геніемъ жирондинцевъ былъ тщеславный интриганъ Петіонъ, награжденный за свою оппозицію въ Національномъ собраніи званіемъ парижскаго мэра и примкнувшій къ господствующей фракціи жирондинцевъ. Но Петіонъ же своими интригами ихъ и погубилъ, предавши, какъ мы увидимъ, парижскую Коммуну якобинскимъ заговорщикамъ.
14 Жирондинцы у г-жи Роланъ.
Послѣ отставки жирондинскихъ министровъ жирондинцы принялись съ новой энергіей за захватъ исполнительной власти и провели черезъ Собраніе рядъ мѣръ, имѣвшихъ цѣлью лишить короля всякихъ средствъ обороны, увеличить свои наступательныя силы и привести въ движеніе противъ короля революціонные элементы Парижа. Когда послѣ 20 іюня Петіонъ былъ временно удаленъ отъ должности совѣтомъ департамента за неисполненіе своей обязанности 20 іюня, Законодательное собраніе возстановило его во власти. Оно встрѣчало королевскихъ министровъ не иначе, какъ съ враждебными демонстраціями. Главнаго изъ нихъ жирондинецъ Инаръ, указывая на него пальцемъ, назвалъ «измѣнникомъ». Жирондинцы постоянно говорятъ о казни, могущей постигнуть министровъ. Собраніе молча выслушиваетъ, не протестуя, чтеніе адресовъ, враждебныхъ монарху: «Наслѣдственная монархія противна правамъ человѣка. Произнесите отрѣшеніе Людовика отъ престола и Франція будетъ спасена».
Еще до 20 іюня Собраніе распускаетъ небольшую гвардію короля; онъ молча подписываетъ декретъ; 15 іюля оно высылаетъ изъ Парижа всѣ войска и организуетъ пѣшую жандармерію изъ бунтовщиковъ и дезертировъ. Оно преобразуетъ національную гвардію во всѣхъ большихъ городахъ и распускаетъ ея штабъ за слишкомъ «аристократическій составъ». А парижскій муниципалитетъ съ своей стороны предоставляетъ охрану дворца сборному караулу, набираемому изъ всѣхъ 60 батальоновъ и потому состоящему изъ людей неизвѣстныхъ командующему.
Оно разрѣшаетъ федератамъ, не пожелавшимъ отправиться на войну, оставаться въ Парижѣ, гдѣ ихъ размѣщаютъ по якобинцамъ, которые ихъ угощаютъ и наставляютъ. Жирондинцы же Ребеки и Барбару вызываютъ изъ Марсели батальонъ въ 516 человѣкъ — пѣна изъ той пѣны, которая въ теченіе 3 лѣтъ бурлитъ на югѣ — которые въ самый день своего прибытія въ Парижъ набрасываются съ оружіемъ въ рукахъ на батальонъ гренадеровъ, извѣстныхъ своей преданностью конституціонной монархіи.
Но всего этого еще мало. Для того, чтобы свергнуть монархію, нужно разрушить гнѣздо ея, нужно вызвать на улицу парижскую толпу и приступомъ взять Тюльери, какъ это уже было 20 іюня. Но тогда дѣло не удалось, потому что толпа была недостаточно озлоблена. На этотъ разъ улицу сумѣли привести въ надлежащее настроеніе. До послѣдняго времени исторіографія мало слѣдила за вліяніемъ народныхъ массъ на ходъ историческихъ событій, какъ вслѣдствіе трудности задачи и скудости историческаго матеріала, такъ и потому, что вниманіе историковъ поглощалось болѣе явной и легко изучаемой дѣятельностью отдѣльныхъ лицъ. Французская революція 1789–94 года — первое крупное событіе, въ которомъ проявилось съ очевидностью и съ неотразимой силою вліяніе массъ въ исторіи. За Тэномъ нужно признать заслугу, что онъ первый сталъ систематически изучать психологію массъ, какъ одинъ изъ важнѣйшихъ факторовъ въ исторіи революціи; онъ зорко слѣдилъ за тѣмъ, какъ событія отражались на психическомъ мірѣ толпы и отдѣльныхъ слоевъ народа и какъ, съ другой стороны, настроеніе массъ вліяло на событія. А такъ какъ, благодаря современнымъ условіямъ культурной жизни, вліяніе массъ будетъ все болѣе и болѣе ощутительнымъ въ исторіи, то Тэнъ съ своими попытками коллективной психологіи является какъ бы представителемъ новой исторіографіи и его психологическіе очерки должны, въ виду этого, возбуждать двойной интересъ.
Однимъ ивъ замѣчательныхъ образчиковъ психологическаго анализа представленіи и чувствъ цѣлой массы людей, являющихся дѣятелями въ исторіи, представляетъ собою изображеніе Тэномъ настроенія парижанъ въ дни, предшествовавшіе крушенію монархіи. Цѣлые потоки электрическаго свѣта направляются Тэномъ на разныя части громадной и мрачной картины, которую представляла столица Франціи въ августѣ 1792 года, передъ установленіемъ полнаго владычества якобинцевъ. Освѣщая своимъ психологическимъ изображеніемъ то тотъ, то другой эпизодъ этой эпохи, рисуя намъ настроеніе то той, то другой части парижскаго населенія, Тэнъ объясняетъ читателю, какъ устанавливалось это владычество. Однимъ изъ интересныхъ эпизодовъ этого процесса является разсказъ Тэна, какимъ психическимъ средствомъ якобинцы увлекли за собою толпу, послужившую имъ орудіемъ для взятія Тюльери и ниспроверженія монархіи 10-го августа. Этимъ средствомъ является въ повѣствованіи Тэна молва, искусно распускавшаяся якобинцами, политическій романъ, по его выраженію, сочиненный ими и разсчитанный на то, чтобы запугать воображеніе парижской толпы и вызвать ея гнѣвъ.
«Это романъ, — говоритъ Тэнъ, — приноровленный къ объему, складу ума и степени возбужденія толпы, — романъ мрачный и простой, какой требуется для людей, стоящихъ на умственномъ уровнѣ дѣтей, или скорѣе мелодрама ярмарочнаго балагана, съ добрыми — съ одной стороны, съ злодѣями — съ другой, и съ людоѣдомъ, тираномъ или подлымъ измѣнникомъ, какъ центральной фигурой, который въ концѣ неизбѣжно изобличается и подвергается наказанію по заслугамъ; все это изложено въ напыщенныхъ тирадахъ и кончается громкимъ финаломъ, который распѣвается хоромъ. Въ мало развитой, но перевозбужденный мозгъ простого рабочаго политика можетъ проникнуть лишь съ помощью образовъ, грубо намалеванныхъ, какими изобилуетъ «Марсельеза» и «Карманьола». Сквозь увеличительное и искажающее стекло сфабрикованной для него легенды самая добродушная физіономія ему представляется съ діавольскимъ выраженіемъ. Ему изобразили ЛюдовикаХѴІ-го какимъ-то чудовищемъ, которое употребляетъ свою власть и свои сокровища на то, чтобы помѣшать возрожденію французовъ: это новый Карлъ IX, который хочетъ внести во Францію разореніе и смерть. Подобные же романы возникаютъ въ разгоряченномъ воображеніи самихъ вождей. Дикій инстинктъ создаетъ себѣ противниковъ по своему образу и, приписывая имъ адскіе замыслы, пользуется противъ нихъ своими же выдумками. Въ комитетѣ якобинскихъ вождей всѣ увѣрены въ томъ, что дворъ начнетъ нападеніе, и что имѣются не только разныя указанія на существованіе заговора, но очевидныя доказательства этого. — «Тюльерійскій дворецъ для насъ троянскій конь, — кричитъ Панисъ; — мы погибли, если намъ не удастся распотрошить его. Бомба, приготовленная для Парижа, взорвется въ ночь съ 9-го на 10-е августа — 15.000 аристократовъ наготовѣ, чтобы перерѣзать патріотовъ!» Послѣ появленія манифеста герцога Брауншвейгскаго, вмѣстѣ со страхомъ разростается и легенда: всѣ жители Парижа будутъ отведены на равнину Сенъ-Дени и десятаго изъ нихъ разстрѣляютъ; предварительно же изъ толпы отберутъ самыхъ извѣстныхъ патріотовъ, которые будутъ преданы колесованію, а вмѣстѣ съ ними сорокъ или пятьдесятъ пуассардокъ!