Якобинская анархія, господствовавшая во Франціи во время выборовъ въ Конвентъ, конечно отразилась на его составѣ. Но провинціальные депутаты все же лучше, чѣмъ парижскіе, избранные во время сентябрьскихъ убійствъ подъ давленіемъ революціонной Коммуны. Группа парижскихъ террористовъ, съ примкнувшими къ нимъ якобинцами, составляетъ лишь меньшинство Конвента, 50–60 человѣкъ изъ 749. Они забрались на высокія скамейки и называются монтаньярами. Втрое многочисленнѣе жирондинцы и примкнувшіе къ нимъ депутаты — 180. Жирондинцы — эти крайніе лѣвые въ Законодательномъ собраніи, представляютъ собой въ Конвентѣ — правыхъ. Главная по числу грунта — около 400 человѣкъ — расположилась на нижнихъ скамейкахъ и называется поэтому la Plaine, а въ насмѣшку le Marais — болото. Эти люди, не отличающіеся характеромъ, гнушаются однако массовыми убійствами и потому вначалѣ поддерживаютъ жирондинцевъ. Конечно, говоритъ Тэнъ, всѣ они рѣшительные республиканцы, враги традиціи, апостолы разума, воспитанники дедуктивной политики — безъ этого нельзя было пройти на выборахъ. Поэтому Конвентъ въ первомъ же засѣданіи съ восторгомъ и безъ голосованія принимаетъ отмѣну королевской власти, а три мѣсяца спустя громаднымъ большинствомъ признаетъ Людовика XVI виновнымъ въ заговорѣ противъ свободы народа и въ покушеніи на безопасность государства — 683 члена участвовали въ этомъ приговорѣ, только 37 признали себя некомпетентными судьями, но и изъ нихъ 26 высказались за виновность. Но подъ политическими предразсудками они сохранили соціальныя привычки и традиціи, уваженіе къ собственности и къ человѣческой жизни. Почти всѣ наши законодатели, говоритъ Тэнъ, происходящіе изъ средней буржуазіи, каково бы ни было временное ихъ мозговое возбужденіе, въ сущности остаются тѣмъ, чѣмъ они были до тѣхъ поръ, адвокатами, прокурорами, купцами, священниками или врачами стараго порядка, и тѣмъ же станутъ впослѣдствіи — послушными администраторами и ревностными служаками имперіи. Провѣривъ дальнѣйшую судьбу членовъ Конвента, пережившихъ революцію, Тэнъ указываетъ, что большинство ихъ были гражданскими и уголовными судьями, префектами, полицейскими комиссарами, почтовыми и канцелярскими чиновниками, казначеями и т. п. Что касается до «режисидовъ», т. е. подавшихъ голосъ за казнь короля, то изъ 23 наполеоновскихъ префектовъ 21 подали голосъ за казнь, изъ 43 занимавшихъ должности по судебному вѣдомству 42 были за казнь, 43-ій былъ боленъ во время суда, изъ 5 сенаторовъ четверо, изъ 16 депутатовъ 14 были за казнь; изъ 36 прочихъ чиновниковъ 35 подали голосъ за казнь. Между прочими «режисидами» еще 2 члена Совѣта Имперіи, 4 дипломата, 2 генерала, 2 главныхъ казначея, одинъ генеральный комиссаръ по полиціи, одинъ жандармскій полковникъ, одинъ министръ короля Жозефа, министръ полиціи (Фуше) и архиканцлеръ Имперіи (Камбасересъ). Но въ Конвентѣ они гнушаются анархіи и Марата, душегубовъ и воровъ сентябрьской рѣзни. Они за идеальную республику и противъ хулиганской.
Много выше этихъ чиновниковъ наполеоновской имперіи стояли жирондинцы. Между республиканцами Конвента они были наиболѣе почтенные и убѣжденные, ибо они уже давно республиканцы но размышленію, по занятіямъ и по системѣ — почти всѣ они образованные любители чтенія, резонеры и философы, ученики Дидеро или Руссо, убѣжденные, что ихъ учителями открыта абсолютная истина. Въ возрастѣ, когда умъ, созрѣвая, увлекается общими идеями, они усвоили себѣ теорію и захотѣли перестроить общество на отвлеченныхъ принципахъ. Они вообразили себѣ человѣка вообще, человѣка всѣхъ временъ и всѣхъ странъ, экстрактъ человѣка; они вообразили себѣ нѣсколько тысячъ или милліоновъ этихъ сокращенныхъ человѣковъ и редактировали для нихъ химерическій договоръ невозможной ассоціаціи. Везъ привилегій, безъ наслѣдственности, безъ ценза, безъ выборщиковъ, всѣ одинаково избираемы, всѣ равные участники суверенной власти; всѣ власти кратковременны и основаны на избраніи; единое Собраніе, избираемое на годъ; исполнительный органъ, также избираемый и возобновляемый ежегодно на половину.
Мѣстные выборные администраторы, суды выборные и референдумъ къ народу. Когда дѣло идетъ о его утопіи, жирондинецъ сектантъ и не знаетъ удержу. Нѣтъ ему дѣла до того, что изъ 10 избирателей 9 не участвовали: какое ему дѣло, что огромное большинство французовъ за конституцію 1791 г.! Онъ имъ навяжетъ свою. Что ему до того, что его прежніе противники — король, эмигранты, не принявшіе присяги священники — люди почтенные и во всякомъ случаѣ требующіе снисхожденія? Онъ будетъ расточать противъ нихъ всякія суровости закона — ссылку, конфискацію, гражданскую смерть, смерть физическую. Въ своихъ собственныхъ глазахъ онъ верховный судія; его уполномочила на это сама вѣчная справедливость.
Въ узкихъ предѣлахъ своей догмы жирондинцы послѣдовательны и искренни; они вѣрятъ въ свои формулы, какъ геометръ въ свои теоремы и какъ богословъ въ свой катехизисъ; они хотятъ ихъ примѣнить къ дѣлу, составить конституцію, установить правильно дѣйствующее правительство, выйти изъ состоянія варварской анархіи, положить конецъ уличнымъ покушеніямъ, грабежамъ, убійствамъ, царству грубой силы и крѣпкаго кулака.
Притомъ безпорядокъ, противный имъ, какъ теоретикамъ, противенъ имъ еще и какъ людямъ цивилизованнымъ и воспитаннымъ. Такіе люди не могутъ терпѣть нелѣпую и грубую диктатуру вооруженнаго хулиганства. Чтобы наполнить государственную казну, они требуютъ правильныхъ налоговъ, а не произвольныхъ конфискацій. Чтобы сдержать недоброжелательныхъ, они хотятъ наказаній, а не проскрипцій. Чтобы судить государственныя преступленія, они отвергаютъ чрезвычайные суды и хотятъ сохранить за подсудимыми обычныя гарантіи. Если они и признаютъ короля виновнымъ, они колеблются вынести смертный приговоръ и стараются облегчить свою отвѣтственность апелляціей къ народу. «Законовъ, а не крови», — эта фраза, съ апломбомъ произносимая въ одной современной имъ комедіи, — представляетъ всю суть ихъ политической мысли.
А законъ, особенно въ республикѣ, имѣетъ общее значеніе; какъ скоро онъ изданъ, никто, — ни гражданинъ, ни городъ, ни партія — не могутъ отказать ему въ повиновеніи, не впадая въ преступленіе. Поэтому городъ Парижъ, присваивающій себѣ монополію управлять націей, долженъ быть приравненъ остальнымъ 82 департаментамъ. Чудовищно, что въ городѣ съ населеніемъ въ 70.000 душъ 5 или 6 тысячъ крайнихъ якобинцевъ подавляютъ секціи и одни совершаютъ избранія. Чудовищно, что принципомъ народовластія прикрываются покушенія противъ народнаго верховенства, что подъ предлогомъ спасти государство, первый встрѣчный можетъ убитъ, кого онъ хочетъ, что подъ видомъ сопротивленія тираніи всякая толпа въ правѣ ниспровергнуть всякое правительство. Вотъ почему нужно умиротворить это воинствующее право, облечь его въ легальныя формы, подвергнуть его правильной процедурѣ. А именно вотъ какъ: если кто нибудь желаетъ провести законъ, реформу или какую либо политическую мѣру, пусть онъ заявитъ объ этомъ письменно за своею подписью и за 50-ью другими подписями своего избирательнаго собранія; въ такомъ случаѣ его предложеніе будетъ подвергнуто голосованію въ его избирательномъ собраніи; затѣмъ, если оно получитъ большинство голосовъ, оно поступитъ на усмотрѣніе избирательныхъ собраній его округа; въ случаѣ одобренія и здѣсь большинствомъ собраній, оно поступитъ во всѣ избирательныя собранія его департамента; а отсюда въ случаѣ одобренія большинствомъ — въ Законодательное собраніе. Въ случаѣ, если оно будетъ здѣсь отвергнуто, оно поступитъ снова во всѣ избирательныя собранія государства съ тѣмъ, что если во второй разъ они выскажутся большинствомъ за предложеніе, Законодательное собраніе, преклоняясь передъ большинствомъ первичныхъ собраній, должно разойтись и уступить мѣсто новому Законодательному собранію, въ которое ни одинъ изъ членовъ прежняго не будетъ допущенъ.