Чтобы понять это настроеніе Тэна, нужно вспомнить о времени, которое онъ переживалъ. Это было непосредственно послѣ Коммуны 1871 года, вожди которой своими неистовствами и своими преступленіями — наконецъ своею неспособностью, такъ напоминали Тэну террористовъ 1793 — 4 годовъ {12}). Это было время, когда одинъ изъ вождей торжествующей партіи — недюжинный человѣкъ — Ж. Ферри, восклицалъ въ палатѣ: «Революція — наше Евангеліе». Это значитъ, замѣчаетъ Тэнъ по этому случаю: «запретъ ее осуждать», ибо всякое ея осужденіе разсматривается, какъ оскорбленіе вѣры партіи большинства!
Но не только вожди господствующей партіи находятся подъ гипнозомъ революціи. Бѣда въ томъ, что это гипнозъ всеобщій. «Я совершенно согласенъ съ вами, пишетъ Тэнъ редактору «Соціальной науки» — «мы всѣ болѣе или менѣе революціонеры. Тѣ двѣ тенденціи, которыя Руссо раздувалъ, революція развивала, а наши историки оправдывали, — а именно тенденція анархическая и тенденція деспотическая, проходятъ черезъ всю нашу исторію послѣднихъ 90 лѣтъ. Индивидуумъ относится безъ уваженія къ правительству, а правительство — къ индивидууму. Отсюда много тяжелыхъ послѣдствій. Мы ихъ далеко не исчерпали и грядущее будетъ тяжко для нашихъ дѣтей».
Вначалѣ главнымъ предметомъ критики Тэна является Учредительное Собраніе. Его онъ преимущественно обвиняетъ въ примѣненіи отвлеченныхъ принциповъ къ переустройству Франціи, которое оказалось столь нецѣлесообразнымъ. «Учредительное Собраніе, говоритъ онъ, принесло наиболѣе вреда (la plus funeste). Законодательное собраніе и Конвентъ только продолжали его дѣло, примѣняли его законы. Его система, заимствованная у Руссо, заключалась въ томъ, чтобы превратить Францію въ груду песчинокъ, обособленныхъ и равныхъ между собой. Чтобы ихъ сдержать и пользоваться ихъ массой, консульство сжало ихъ механическимъ давленіемъ. Результатъ всего этого мы видимъ и теперь предъ собою». Не обинуясь, Тэнъ видитъ въ управленіи Учредительнаго Собранія «царство непредусмотрительности, страха, фразы и ничтожества». Въ силу системы, придуманной Учредительнымъ Собраніемъ, въ странѣ происходилъ подборъ бѣснующихся и запуганныхъ. Новыя мѣстныя власти — группы фанатиковъ и хищниковъ, насильно захватившихъ въ каждомъ мѣстечкѣ, въ каждомъ городѣ и въ Парижѣ власть, и пользовавшихся ею въ противность закону, или по милости закона. Итогъ дѣятельности Учредительнаго Собранія Тэнъ формулируетъ словами: «Организованная анархія, хроническая и прогрессирующая». Оглядываясь на исторію революціи и оцѣнивая ея вліяніе на судьбу Франціи, Тэнъ говоритъ: «Государственный строй Франціи представляетъ собою въ Европѣ аномалію; преобразованіе этого строя, успѣшно совершенное сосѣдними націями, было для Франціи неудачно. Оно имѣло своимъ послѣдствіемъ вылущеніе позвоночнаго столба и такое поврежденіе, отъ котораго Франція можетъ излечиться лишь очень медленно и съ безконечными предосторожностями».
Но при дальнѣйшей разработкѣ исторіи революціи на первый планъ у Тэна становятся якобинцы — какъ психологическій типъ, и какъ партія. «Я держусь, пишетъ Тэнъ, принципа
Бурже, что писатель долженъ быть психологомъ». И Александру Дюма онъ пишетъ: «Мы пытаемся въ настоящее время примѣнить къ исторіи нѣчто подобное тому, что вы дѣлаете для сцены театра — я разумѣю прикладную психологію». Съ этой точки зрѣнія въ особенности Тэна и занимали якобинцы. «Въ настоящій моментъ, писалъ онъ въ томъ же письмѣ, если я буду въ состояніи удовлетворительно возсоздать психическое состояніе якобинца, мое дѣло будетъ сдѣлано, но это дьявольская работа». Якобинцы представляли богатую пищу его психологическому интересу. Психологія, по его замѣчанію, должна играть во всѣхъ духовныхъ наукахъ такую же роль, какъ механика въ наукахъ физическихъ. «Я задумываюсь, писалъ онъ, надъ психологіей якобинца. Въ силу какого механизма идей и чувствъ люди, предназначенные быть провинціальными адвокатами, чиновниками на 3000 фр. оклада, однимъ словомъ, мирными буржуа и покорными чиновниками, стали убѣжденными террористами?
«У меня подъ руками драгоцѣнный біографическій словарь, составленный въ 1805 году. Въ немъ можно найти справку объ общественномъ положеніи всѣхъ пережившихъ революцію членовъ Конвента: они служатъ въ акцизѣ, состоятъ гражданскими или уголовными судьями, таможенными инспекторами и т. д.» Тэнъ находитъ, что «психозъ хищниковъ гораздо легче понять. Но люди, какъ Субрани, Роммъ, Гужонъ, — даже какъ Леба и Грегуаръ, самые изумительные образчики сознательнаго бреда и разсудочной маніи. Я еще не выяснилъ ихъ себѣ».
Все лѣто 1878 года, проведенное въ Савоѣ на берегахъ любимаго Тэномъ озера, онъ посвятилъ этой работѣ. «Вы знаете мое озеро, — пишетъ онъ, — я теперь тамъ съ своими якобинцами. Я предпочитаю имѣть дѣло съ мертвыми, чѣмъ съ живыми якобинцами, и я думаю только объ анатомированіи ихъ, чтобы представить вамъ точный препаратъ».
Но эта работа его по временамъ одолѣвала, и онъ съ грустью вспоминалъ о своихъ прежнихъ занятіяхъ. «Прежде, занимаясь исторіей литературы, я жилъ съ глазу на глазъ съ великими людьми, теперь я осужденъ провести еще два года въ больницѣ для умалишенныхъ».
Это относилось къ якобинцамъ; но и ихъ соперники и жертвы, жирондинцы, не утѣшали Тэна. «Я васъ увѣряю, — писалъ онъ Гастону Парису, — что жирондинцы Законодательнаго собранія не красивы, если ихъ видѣть вблизи; они позволяли себѣ до 10 авг. дѣлать все то, что послѣ 10 авг. продѣлали съ ними (якобинцы)».
Этой характеристикой людей, господствовавшихъ въ народныхъ собраніяхъ Франціи, обусловливалась и оцѣнка самихъ собраній. Законодательное собраніе для Тэна ничто иное, какъ политическій клубъ, смѣненный другимъ, террористическимъ клубомъ, Конвентомъ, который въ свою очередь находился подъ господствомъ еще болѣе террористическаго клуба — парижской коммуны.
Для Тэна давно миновало время, когда онъ съ юношескимъ пыломъ настаивалъ на примѣненіи метода физическихъ наукъ къ литературной критикѣ и исторіи, когда онъ восклицалъ, что добродѣтель и порокъ такіе же естественные продукты, какъ купоросъ и сахаръ, и требовалъ отъ критика и историка такого же безразличнаго отношенія къ своему предмету, какое бываетъ у физіолога и анатома.
Юношескій «позитивизмъ» его пошатнулся впервые въ области художественнаго творчества и классификаціи художественныхъ произведеній. Тамъ впервые Тэнъ допустилъ при оцѣнкѣ ихъ моральный элементъ. Онъ призналъ преимущество благотворнаго сюжета и типа надъ злотворнымъ (malfaisant). Тѣмъ болѣе онъ имѣлъ право въ исторіи обличать политическій типъ, умственно узкій, нравственно низкій и соціально вредный.
Тэнъ предполагалъ исполнить свою задачу — объяснить «возникновеніе современной Франціи» — тремя этапами, а именно, посвятить одинъ томъ «старому порядку», вызвавшему революцію, второй томъ — самой революціи, а въ третьемъ томѣ выяснить вліяніе революціи на послѣреволюціонную, современную Францію. Первый томъ и вышелъ въ 1875 году подъ заглавіемъ «l'Anсіеn Régime». Но изображеніе революціи не поддавалось расчетамъ Тэна. Въ началѣ осени 1876 года онъ писалъ: «Мнѣ приходится изложить и оцѣнить дѣло Учредительнаго собранія, а это требуетъ изысканій и размышленій о самыхъ разнообразныхъ спеціальныхъ вопросахъ, о сущности государства, о конституціяхъ, объ аристократіи, собственности, о корпораціяхъ, о католической церкви, о централизаціи, и вообще о гражданскомъ и государственномъ правѣ. Мнѣ удалось, если я не ошибаюсь, выяснить принципы. Но я такъ далекъ отъ принятыхъ взглядовъ, въ особенности отъ тѣхъ, которые въ ходу во Франціи, что я долженъ напрягать все свое вниманіе. нужно быть яснымъ и приводить доказательства, а работа громадная. Трудъ къ тому же разрастается въ моихъ рукахъ; я очень опасаюсь, что у меня выйдутъ два тома о революціи, и мнѣ понадобится для окончанія по крайней мѣрѣ еще годъ». Но и этотъ расчетъ оказался ошибоченъ, хотя, чтобы выиграть время, Тэнъ отказался отъ чтенія своего курса въ художественной академіи и посвящалъ всю зиму работѣ въ архивѣ. Но какъ онъ писалъ своему бывшему учителю: «Въ вопросѣ столь спорномъ и съ выводами столь противоположными господствующему мнѣнію надо было приводить доказательства». И въ результатѣ характеристика революціи потребовала отъ Тэна трехъ томовъ, вышедшихъ подъ общимъ заглавіемъ: «la Révolution». Первый изъ нихъ вышелъ въ 1878 г. и былъ посвященъ эпохѣ Учредительнаго собранія — 1789 до сент. 1791 — и такъ какъ знаменіемъ этого времени была анархія снизу и безвластіе сверху, то Тэнъ озаглавилъ его «l’Anarchie». На этой анархической почвѣ свободно разыгрался произволъ и деспотизмъ якобинцевъ. Но такъ какъ якобинцы не сразу овладѣли властью, и имъ пришлось вести борьбу съ жирондинцами, то Тэнъ озаглавилъ второй томъ революціи: «la Conquête jacobine» — завоеваніе якобинцами, завершившееся 2 іюня 1793 г.; а третій томъ — «le Gouvernement Révolutionnaire» — правительствомъ террора. Эти два тома вышли въ 1881 и въ 1885 годахъ.