Но недостаточно было, по словамъ Барера, «пускать кровь торговлѣ» и сокрушать крупныя состоянія; нужно еще было «стереть съ лица республики… рабство бѣдности». Такова другая сторона соціальной программы якобинцевъ. «Въ хорошо устроенномъ обществѣ не должно быть ни богатыхъ, ни бѣдныхъ», восклицалъ Сенъ-Жюстъ, и согласно съ тѣмъ парижская Коммуна постановила; «что богатство и бѣдность должны одинаково исчезнуть въ порядкѣ вещей, основанномъ на равенствѣ».
Понятіе бѣдности якобинскіе законодатели истолковываютъ весьма широко: они включаютъ сюда не только 1.300.000 бѣдняковъ (indigents), которыхъ тогда насчитывали во Франціи, но и всѣхъ тѣхъ, кто жилъ изо дня въ день трудомъ рукъ своихъ. Сенъ-Жюстъ заявляетъ въ своемъ докладѣ Конвенту: «Пусть Европа узнаетъ, что вы хотите, чтобы на французской территоріи не было ни одного несчастнаго… Счастье явится для Европы новымъ понятіемъ». А Бареръ ставитъ демократіи задачу: «поднять бытъ всякаго гражданина выше удовлетворенія первыхъ потребностей — посредствомъ работы, если онъ здоровъ; посредствомъ воспитанія, если онъ ребенокъ; посредствомъ помощи, если онъ хилъ или старъ». Но о какой помощи идетъ здѣсь рѣчь? Характерною чертою якобинской филантропіи является пренебреженіе къ частной благотворительности. Бъ глазахъ якобинцевъ милостыня есть оскорбленіе. Поэтому они считаютъ нужнымъ искоренить самую идею благотворительности. Всѣ нуждающіеся имѣютъ право на помощь, и государство обязано ее доставить. Въ силу этого якобинская конституція постановила: «правительственная помощь составляетъ священный долгъ; общество обязано давать пропитаніе нуждающимся гражданамъ, либо доставляя имъ работу, либо обезпечивая средства къ жизни неспособнымъ къ работѣ». Въ поясненіе этого Бареръ въ докладѣ Конвенту восклицаетъ: «Мы предоставляемъ монархіямъ благотворительныя работы (les travaux de charité); этотъ нахальный и подлый способъ оказывать помощь пригоденъ только для рабовъ и господъ; мы замѣняемъ его великимъ и широкимъ способомъ національныхъ работъ, открытыхъ (на самомъ дѣлѣ только подлежавшихъ открытію) по всей территоріи республики».
Этого мало: отношенія между тѣми, кто нуждается въ помощи, и тѣми, кто обязанъ ее доставить, совершенно извращаются. Развивая до парадокса мысль, высказанную Руссо, Сенъ-Жюстъ говоритъ: «бѣдствующіе — властелины міра; они въ правѣ говорить повелителями (en maîtres) съ правительствомъ, которое не заботится о нихъ, они имѣютъ право на національную помощь». Съ этой точки зрѣнія правительственная помощь неимущимъ является въ глазахъ Сенъ-Жюста «вознагражденіемъ» (indemnité), и по его предложенію Конвентъ постановляетъ, чтобы Комитетъ общественнаго спасенія представилъ докладъ о средствахъ вознаградить (indemniser) всѣхъ несчастныхъ на счетъ имущества враговъ республики. Не дожидаясь этого доклада и его утвержденія, Комитетъ разослалъ въ томъ же мѣсяцѣ своимъ комиссарамъ въ департаментахъ слѣдующій циркуляръ, извлеченный Тэномъ изъ архива: «Необходимъ былъ рѣшительный ударъ (un grand coup), чтобы сокрушить аристократію. Національный Конвентъ нанесъ ей этотъ ударъ: добродѣтельная бѣдность (indigence) должна была войти во владѣніе того, что преступность у нея захватила. Національный Конвентъ провозгласилъ ея права; вамъ слѣдуетъ выслать общій списокъ всѣхъ «арестованныхъ» въ Комитетъ общей безопасности, который рѣшитъ ихъ судьбу. А Комитету общественнаго спасенія нужно доставить списокъ бѣдныхъ въ каждой общинѣ, чтобы онъ опредѣлилъ приходящееся на ихъ долю вознагражденіе (indemnité qui leur est due). Эти двѣ операціи требуютъ всевозможной быстроты и должны идти рука объ руку. Необходимо, чтобы терроръ и справедливость обнаружились одновременно на всѣхъ пунктахъ. Революція есть дѣло народа, пора ему воспользоваться ея плодами (qu’il en jouisse)».
Изъ этого циркуляра ясно видно, какимъ принципомъ руководились якобинцы въ своей соціальной политикѣ: это былъ революціонный принципъ надѣленія бѣдныхъ достояніемъ богатыхъ. Держась этого принципа, якобинская республика считала свои средства неисчерпаемыми. «Республика разсчитываетъ, — сказано въ докладѣ Сенъ-Жюста, — для улучшенія быта небогатыхъ гражданъ (peu fortunés) на тѣ милліарды, которые богачи пересчитывали у себя въ интересахъ контръ-революціи… Тѣ, кто хотѣлъ задушить свободу, обогатили ее… Богатство заговорщиковъ — къ услугамъ всѣхъ несчастныхъ».
Но конфискованныя у эмигрантовъ и «заговорщиковъ» громадныя средства якобинская республика на практикѣ тратила всецѣло на себя и потому для оказанія помощи бѣднымъ прибѣгла къ установленію принудительной благотворительности. Ея комиссары налагали на богатыхъ обязанность: «расквартировать, кормить и одѣвать всѣхъ больныхъ гражданъ, стариковъ, нуждающихся и сиротъ въ своемъ кантонѣ». Одинъ изъ нихъ, Фуше, будущій Наполеоновскій министръ полиціи, издалъ въ своемъ департаментѣ приказъ, въ силу котораго въ главномъ мѣстечкѣ каждаго округа долженъ быть установленъ «филантропическій комитетъ», которому предоставлялось право взимать съ богатыхъ налогъ, соразмѣрный съ количествомъ нуждающихся».
Помимо такихъ революціонныхъ мѣръ случайнаго и произвольнаго характера, якобинцы успѣли сдѣлать весьма мало для прочной организаціи государственной помощи. Они не пошли далѣе проекта книги національной благотворительности, въ которую должно было быть внесено на каждую тысячу жителей 4 земледѣльца, 2 ремесленника и 5 женщинъ; внесенные въ книгу становились «пенсіонерами» государства, «подобно изувѣченному солдату». Мѣра, не приведенная, впрочемъ, въ исполненіе, сводилась къ созданію новаго класса привилегированныхъ, произвольно набираемыхъ правительственными агентами изъ массы бѣдныхъ. Отсюда было далеко до тѣхъ фразъ, которыми якобинцы обязывались уничтожить бѣдность и обезпечить всѣхъ нуждающихся; тѣмъ болѣе далеко, что господствующая партія въ лицѣ Барера провозгласила обязанностью государства не только обезпечить всѣмъ гражданамъ пропитаніе, но сдѣлать ихъ собственниками. «Въ хорошо организованной республикѣ всякому слѣдуетъ имѣть собственность». Подъ этой собственностью разумѣлась земля. Въ виду этого руководители якобинства мечтали о томъ, чтобы привести въ извѣстность въ каждой общинѣ число несобственниковъ и количество нераспроданныхъ національныхъ имуществъ, и затѣмъ безвозмездно распредѣлить эти имущества мелкими надѣлами между неимущими, способными работать, и кромѣ того дать въ аренду полдесятины земли каждому семьянину, владѣвшему меньшимъ участкомъ. Это мечтаніе отзывалось вліяніемъ литературныхъ идиллій ХVІІІ-го вѣка, прославлявшихъ блаженство хижины и поля, воздѣлываемаго собственными руками.
Но хотя якобинцы въ теоріи и въ своихъ идеалахъ держались принципа частной собственности, они на практикѣ впадали въ пріемы чисто соціалистическіе. Двоякое побужденіе толкало ихъ въ этомъ направленіи — ихъ увлеченіе государственнымъ деспотизмомъ и иллюзіями ихъ моралистовъ. Въ первомъ отношеніи нужно имѣть въ виду, что якобинское правительство, вслѣдствіе быстраго паденія своихъ ассигнацій, установило казенную таксу на цѣну всѣхъ жизненныхъ припасовъ и товаровъ. Слѣдствіемъ этого была, съ одной стороны, пріостановка всякой индивидуальной дѣятельности и предпріимчивости во всемъ народномъ хозяйствѣ — въ торговлѣ, промышленности и даже земледѣліи. Другимъ послѣдствіемъ было преслѣдованіе многочисленныхъ разрядовъ гражданъ, благосостояніе которыхъ подрывалось политикою правительства и которые поэтому навлекли на себя его подозрѣнія. Представители торговли и промышленности, даже крестьяне, сдѣлались въ глазахъ якобинскаго правительства «контръ-революціонерами», готовыми «изъ-за нѣсколькихъ сантимовъ барыша продать отечество». Якобинцы сочли своей обязанностью «разстроить разсчеты варварской ариѳметики» производителя и торговца, «очистить ихъ отъ заразы и порчи аристократизма», подвергнуть поэтому всю ихъ дѣятельность строжайшему надзору, заставить купца сбывать свой товаръ, крестьянина продавать свой хлѣбъ или скотъ, а фабриканта и ремесленника производить свои издѣлія — хотя бы себѣ въ убытокъ. Всякое неисполненіе этихъ распоряженій признавалось «хищеніемъ» (accaparement) и уголовнымъ преступленіемъ. Смертная казнь была участью всякаго торговца или земледѣльца, который не доставлялъ точныхъ свѣдѣній о хранившихся у него припасахъ или товарахъ, всякаго крестьянина, который не вывозилъ еженедѣльно на рынокъ своего хлѣбнаго запаса. Смертная казнь постигла на самомъ дѣлѣ того паціента, которому хлѣбникъ доставлялъ заразъ по 30 хлѣбцевъ, особымъ способомъ для него приготовлявшихся по указанію врача. Онъ былъ гильотинированъ за намѣреніе вызвать своимъ хищеніемъ «недостатокъ хлѣба (disette) среди всеобщаго довольства». Въ томъ же направленіи дѣйствовала уравнительная и централистическая дѣятельность правительства, Оно отбирало хлѣбъ въ богатыхъ общинахъ и департаментахъ въ пользу небогатыхъ общинъ и департаментовъ. Оно вообще не хотѣло терпѣть никакого различія въ благосостояніи общинъ и находило «несовмѣстнымъ съ принципами» то, что у однихъ общинъ были «богатыя общинныя владѣнія, а у другихъ — лишь долги». Даже такой чисто практическій администраторъ и спеціалистъ, какъ Карно, не ладившій съ идеологами въ Комитетѣ общественнаго спасенія, находилъ, что различіе въ благосостояніи общинъ создаетъ «мѣстныя привилегіи и мѣстный аристократизмъ, который влечетъ за собою индивидуальныя привилегіи и аристократизмъ обитателей».