Тэнъ могъ бы, если бы захотѣлъ, искуснѣе другихъ историковъ воспользоваться этими фактами для обличенія якобинцевъ, но подведенныя имъ сухія статистическія цифры лишь кое-гдѣ прерываются подробностями, бросающими ужасающій свѣтъ на глубину нравственнаго развращенія судебнаго персонала, служившаго орудіемъ террору. Каковы, напр., должны были быть судьи, способные приговорить къ казни 17-лѣтнюю дочь знаменитаго живописца Жозефа Верне за то, что у нея оказались 50 свѣчей, выданныхъ ей въ уплату долга ея отцу ликвидаторами кассы дворцоваго вѣдомства. Совѣсть этихъ судей, и сотни другихъ, которые губили людей съ такою же безсмысленною, тупою жестокостью, изобразилъ пресловутый Вилатъ, одинъ изъ присяжныхъ парижскаго революціоннаго трибунала: «Что касается до меня, то я никогда не затрудняюсь приговоромъ, а всегда убѣжденъ (въ виновности подсудимыхъ). Въ революціи всѣ, кто появляется передъ трибуналомъ, должны быть осуждены». Нужно ли еще какое-нибудь подтвержденіе словамъ Тэна, что во время террора судъ былъ лишь «пустымъ парадомъ, который пускали въ ходъ, какъ приличное средство въ числѣ другихъ средствъ менѣе приличныхъ, чтобы уничтожать людей, не обладавшихъ требуемыми убѣжденіями или принадлежавшихъ къ классамъ, обреченнымъ на гибель. Легальныя убійства на эшафотѣ служили лишь дополненіемъ тѣхъ болѣе простыхъ убійствъ безъ всякаго суда, которыя совершались сентябрьскими убійцами и распорядителями ліонскихъ «разстрѣляній» и нантскихъ «утопленій». Подсчитавъ громадныя цифры погибшихъ и объяснивъ, въ какое сравнительно короткое время совершилось это избіеніе, при чемъ терроръ разростался все ужаснѣе, Тэнъ съ текстами въ рукахъ доказываетъ, что въ глазахъ истыхъ фанатиковъ якобинской партіи все это должно было быть только началомъ болѣе грандіознаго и систематическаго истребленія. Дѣйствительно, уже во время якобинскаго террора проявились впервые проблески той чудовищной маніи истребленія, которую стали обнаруживать позднѣйшіе анархисты. И замѣчательно, что симптомы этой маніи мы находимъ не только у полупомѣшанныхъ изверговъ, въ родѣ Карье или Антонелъ, но и у такихъ дѣловитыхъ администраторовъ, какъ будущій префектъ Жанъ Понъ Сентъ-Андре. Бодо, Сентъ-Андре, Карье и Антонелъ опредѣляли число жизней, которыя необходимо уничтожить, въ нѣсколько милліоновъ; журналистъ Гюфруа напечаталъ, что гильотина должна находиться въ постоянной работѣ по всей территоріи республики, для которой достаточно 5 милліоновъ жителей; Колло-д’Эрбуа, членъ Комитета общественнаго спасенія, заявилъ, что «политическое вы- потѣніе (transpiration) должно прекратиться лишь по истребленіи 12 или 15 милліоновъ французовъ», а террористы Рошфора утверждали, что «древо свободы можетъ пустить корни лишь на глубинѣ десяти футовъ человѣческой крови».
У террористовъ 1793–94 года не хватило времени и силъ, чтобы приблизиться къ этому идеалу. Зато, — говоритъ Тэнъ, — четвертая задача якобинцевъ была доведена ими почти до конца: забираніе въ казну частнаго и общественнаго имущества посредствомъ декретовъ Конвента и произвольныхъ поборовъ, такъ называемыхъ реквизицій. «Все, что можно было сдѣлать для имущественнаго разоренія отдѣльныхъ лицъ, семействъ и самого государства, они сдѣлали; все, что можно было взять, они взяли». Число людей, пострадавшихъ въ этомъ отношеніи, превышаетъ милліоны, ибо всѣ, кто чѣмъ-нибудь владѣлъ, и крупные и мелкіе собственники, всѣ потерпѣли въ своемъ имуществѣ. Па установленіе того, что потеряли, во время якобинскаго владычества, частныя лица и общества, общины и наконецъ государство, Тэнъ посвятилъ цѣлую главу своего сочиненія, и эта глава заключаетъ въ себѣ такую массу тщательно изслѣдованнаго и систематически сгруппированнаго матеріала, что при болѣе подробномъ изложеніи его достало бы на нѣсколько томовъ. И здѣсь также проявляется замѣчательное мастерство Тэна подводить въ сжатый итогъ длинные ряды сухихъ цифровыхъ и статистическихъ данныхъ и въ заключеніе, осыпая читателя градомъ фактовъ, запечатлѣть ихъ въ немъ, собравъ ихъ въ цѣльную и наглядную картину. Учредительное и Законодательное собранія, — говоритъ Тэнъ, — начали дѣло всеобщаго разоренія отмѣною, безъ выкупа, десятины и всѣхъ феодальныхъ правъ и конфискаціей всей церковной собственности; якобинскіе операторы продолжаютъ это дѣло и доводятъ его до конца съ глубочайшимъ презрѣніемъ къ коллективной и къ индивидуальной собственности; они присвоиваютъ государству имущества всѣхъ корпорацій, даже свѣтскихъ, всѣхъ гимназій, школъ, литературныхъ и ученыхъ обществъ, госпиталей и сельскихъ общинъ — съ другой стороны, они обираютъ отдѣльныхъ лицъ, косвенно посредствомъ ассигнацій и максимума, и прямо посредствомъ принудительнаго займа, революціоннаго прогрессивнаго налога, захватомъ золота и серебра, чеканеннаго и нечеканеннаго, посредствомъ реквизиціи всѣхъ годныхъ на что-нибудь предметовъ, конфискаціи имущества эмигрантовъ, изгнанниковъ, ссыльныхъ и осужденныхъ на смерть. Нѣтъ ни одного дохода деньгами или натурой, каково бы ни было его происхожденіе — аренда ли это, закладная или долговое обязательство, пенсія или государственная облигація, барышъ отъ промышленности, отъ земледѣлія или торговли, плодъ сбереженій или труда; нѣтъ ни одного предмета собственности, — начиная съ запасовъ фермера, купца или фабриканта, до теплой одежды, платья, сорочекъ, башмаковъ, постели и комнатнаго убранства частныхъ лицъ, — который бы ускользнулъ отъ хищныхъ рукъ якобинцевъ. Въ деревнѣ они отбираютъ даже зерновой хлѣбъ, оставленный на сѣмена; въ Страсбургѣ и по всему Верхнему Рейну — даже кухонную посуду; въ Оверни и другихъ мѣстахъ — даже желѣзные горшки пастуховъ. Всѣ предметы какой-либо стоимости, даже если они совсѣмъ непригодны для общественныхъ нуждъ, подпадаютъ реквизиціи! Революціонный комитетъ въ Байоннѣ, напр., забираетъ кипы коленкора и муслина подъ предлогомъ, что изъ нихъ можно нашить панталоны для защитниковъ отечества. Разореніе частныхъ лицъ безъ всякой пользы для государства — вотъ въ чемъ заключается, въ концѣ концовъ, очевидный итогъ революціоннаго правительства. Наложивъ руки на три пятыхъ всей недвижимой собственности во Франціи, отобравъ отъ общинъ и частныхъ лицъ движимой и недвижимой собственности на сумму отъ десяти до двѣнадцати милліардовъ, доведя государственный долгъ, выпускомъ ассигнацій, а потомъ «поземельныхъ облигацій», до 50 милліардовъ съ лишнимъ, — это правительство не въ состояніи платить жалованье своимъ чиновникамъ, принуждено, чтобы содержать свои арміи и существовать самому, разсчитывать на принудительныя контрибуціи съ покоренныхъ областей — и кончаетъ банкротствомъ; оно отрекается отъ двухъ третей своего долга и кредитъ его такъ ничтоженъ, что послѣ консолидаціи этой послѣдней трети и новой гарантіи, принятой на себя государствомъ, остатокъ долга, на другой же день, падаетъ въ цѣнѣ на 83 процента!
Такимъ образомъ, политическая программа якобинцевъ, заключавшаяся въ систематическомъ истребленіи противниковъ и расхищеніи ихъ собственности, не только не обогатила государства, но привела его къ полному истощенію Къ этому результату Тэнъ прибавляетъ другую черту: якобинская политика была столь же губительна для самого народа, подрывая источники его благосостоянія и подсѣкая его лучшія силы. Злоба якобинскихъ теоретиковъ противъ всякаго соціальнаго и имущественнаго неравенства привела къ настроенію, которое Тэнъ называетъ уравнительнымъ соціализмомъ и жертвою котораго становились послѣ аристократіи рожденія и состоянія лучшіе люди изъ всего народа., изъ трудящейся народной массы. Книга Тэна изобилуетъ характерными, взятыми изъ жизни чертами, показывающими, какъ тускнѣлъ и извращался отвлеченный принципъ равенства по мѣрѣ того, какъ онъ проникалъ въ болѣе невѣжественную или злокачественную среду. Въ высшей степени, напр., интересно для исторіи культуры видѣть, какъ приноровляли идею равенства къ самымъ первобытнымъ житейскимъ потребностямъ. По словамъ ораторовъ въ парижскихъ секціяхъ, тотъ, кто больше и лучше ѣлъ, чѣмъ другіе, былъ врагомъ народа и воромъ, ибо присвоивалъ себѣ чужое достояніе.