— Ты не понимаешь… Эти грибы… Я сама их собирала. И знаю, что они не ядовиты, могу поклясться. Между прочим, мы все их ели.
Доктор Нильссон пристально посмотрел на нее.
— И никто, кроме нее, не заболел?
Виви Анн, выплакавшая все слезы и в изнеможении лежавшая на диване, подняла голову и сказала:
— Дядя Аларик! Я думала, что он умрет! — И мрачным голосом Кассандры добавила: — Может, он уже умер.
Эйнар рассказал о ночном происшествии, и я поняла, что подозрения доктора о грибах Хедвиг усилились. Я решила вмешаться и задала отвлекающий вопрос:
— А в самом ли деле можно умереть от пищевого отравления? Понимаю, что можно тяжело заболеть, но решила, раз Адель так сильно рвало, вся пища вышла, и она не умрет.
Молодой доктор вздохнул.
— При этом роль могут играть многие факторы, например, степень отравления, состояние организма. Человек с больным сердцем может легко умереть при сильном отравлении. Если сердце у фру Ренман было недостаточно сильное…
Хедвиг вытерла заплаканное лицо и пробормотала:
— У нее несколько раз были сердечные приступы, не очень сильные. Врач сказал, что большой опасности нет.
— Сожалею, но поскольку я ни разу не обследовал пациентку, не могу точно определить причину смерти. Свидетельство о смерти должен будет выписать представитель судебной медицины после вскрытия…
Виви Анн снова истерически зарыдала. Она поднялась с дивана и, откинув с лица растрепанные пряди волос, крикнула:
— Но я не позволю делать вскрытие! Не хочу, чтобы вы… чтобы вы резали ее и… и…
— Милая фрекен Ренман, — возразил доктор, — если хирург режет мертвое тело, человеку отнюдь не хуже, чем во время операции при жизни. А в данном случае, когда есть подозрение на отравление, вскрытие для установления причины смерти необходимо.
Он сделал Виви Анн укол снотворного и дал Хедвиг успокоительные таблетки. Хедвиг поцеловала меня в щеку и горячо поблагодарила нас обоих:
— Вы оба так добры ко мне, прямо-таки как тетя Отти.
Мы молча отправились домой, слишком потрясенные, чтобы облечь свои мысли в слова. Но причиной неприятного ощущения у меня под ложечкой были не ядовитые грибы, не усталость и даже не шок, который я испытала при виде старой одинокой женщины, умирающей страшной смертью, а безотчетный страх, вызванный недавними событиями и злобой на того, кто был их причиной.
Потому что я знала точно: Адель Ренман умерла не из-за пищевого отравления. Да, причиной смерти без сомнения была отравленная пища, но яд попал в нее не случайно, его подмешала рука злоумышленника. У врача же, судя по всему, несмотря на то, что он настаивал на вскрытии, подобного убеждения не было. Я продолжала напряженно думать о случившемся, когда занялась кормлением дочери, которая смеялась и дрыгала ножками.
Решив высказать Эйнару свои подозрения, я спросила:
— Послушай… Ты веришь, что Адель Ренман умерла естественной смертью?
Он удивленно посмотрел на меня и, помедлив, ответил:
— Ты думаешь о письме тети Отти?
— Да, о письме и обо всей обстановке в Ронсте. Что бы этот симпатичный доктор ни говорил, не поверю, будто человек может умереть, съев несвежего рака или пару кусочков ядовитого гриба. Ты видел разницу, Аларика рвало совсем иначе, как-то более… естественно…
— Ты считаешь нормальным напиться до бесчувствия?
— Да, его рвало от спиртного… Ведь он к грибам даже не притронулся.
— Ты в этом уверена? — с удивлением спросил Эйнар.
— Абсолютно. Он поковырял в жарком вилкой и сказал, что и без того объелся. Адель уплела и его порцию.
— Это значит, что она съела в два раза больше грибов, чем все мы, — задумчиво сказал Эйнар.
— Нет, некоторые попросили добавки. Хедвиг принесла еще одно блюдо.
— В самом деле, я это помню. Мне тогда показалось, что я сижу за столом с обжорами.
— Эйнар, это вскрытие… когда оно будет сделано, и что оно может показать?
— Не знаю. Если результат вскрытия не покажет, что причиной смерти послужило воспаление кишечника или склероз сердечных сосудов, или еще что-нибудь в этом роде, а обнаружит наличие каких-либо ядов в желудке или моче, тогда дело этим не кончится. Я позвоню Кристеру, попрошу его разузнать и сообщить нам.
Я тяжело вздохнула и умоляюще посмотрела Эйнару в глаза:
— Я попрошу тебя о большем. Я хочу, чтобы ты уговорил Кристера приехать сюда.
В результате долгого телефонного разговора мы получили его согласие. Мне было немного совестно отрывать Кристера отдел, пользуясь его добрым отношением к Эйнару и ко мне, и заставлять его решать загадку, основанную на моих шатких доводах об убийстве, но я утешала себя тем, что воскресный вечер, проведенный у нас на террасе, будет для него приятнее душного дня в Стокгольме.
В ожидании Кристера мы с Метой состряпали самый роскошный ужин, какой только наши весьма ограниченные запасы могли позволить.
Мету настолько ошеломило известие о смерти фру Ренман, что она посыпала картошку зеленым луком вместо укропа и попыталась запихать дрова в холодильник.
— Просто даже не верится! Ведь вчера она была такая бодрая и веселая, я чувствовала себя в сравнении с ней старой клячей. Йерк шутил, что эта бабка чуть было не соблазнила его, а Оскара она ночью до смерти напугала, вызывая его на бокс, жаль, что я не поглядела на этот цирк.
Чтобы поменять тему, я спросила ее, как у нее дела с Осборном.
— Да ну его, он под конец вечера надулся на меня из-за того, что я слиняла в сад с Тедди…
— С Тедди? А кто такой Тедди?
— Ясное дело, Турвальд. Его прозвали Тедди, потому что его фамилия Бьерне[8]. Правда, остроумно?
Я ответила, мол, бывают прозвища и поостроумнее, и спросила, что она делала в саду с зубным врачом.
— Ах, это было так романтично! — золотисто-карие глаза Меты сверкнули. — Мы гуляли под вишнями, небо было черное, как бархат, а звезды сияли, как драгоценные камни.
— И мокрая трава, и тучи комаров, — засмеялась я, — говори по существу, не пудри мне мозги.
Мета хихикнула и состроила гримасу святой невинности; можно было подумать, что ее пухлые губки были способны лишь пить шоколад гляссе, есть ванильное мороженое и большего греха не знали.
— Не бойся. Да, он целовал меня. Много раз. Если это тебя интересует, — она удовлетворенно вздохнула, — меня в первый раз целовал такой взрослый человек. Как ты думаешь, сколько ему лет?
Я с явно недовольным видом ответила, что он годится в отцы семнадцатилетней девушке. И чуть было не ляпнула, что он может оказаться убийцей-отравителем, но в этот момент увидела в окне черный «Мерседес» Кристера и выбежала в сад, чтобы самым сердечным образом приветствовать его.
Высунув из машины свои длинные ноги, он сразу же спросил, как поживает его крестница. Уже само по себе то, что комиссар криминальной полиции в серых брюках и пиджаке в синюю клетку стоял в саду тети Отти и причесывал свои гладкие, блестящие волосы, помогло мне впервые за последние сутки обрести спокойствие. Я решила, что спешить с рассказом о загадочной смерти Адели Ренман ни к чему, и спокойно продемонстрировала ему последние достижения фрекен Буре, облаченной в белый комбинезончик. Малявка весело дрыгала ногами, пытаясь ухватить палец комиссара, и улыбалась ему беззубым ртом. Красавец-комиссар залюбовался своей крестницей, и я чуть ли не насильно повела его к столу.
— Это самая красивая женщина из всех, кого мне доводилось видеть. Особенно мне нравятся ее голубые глаза. Они кажутся мне более искренними и умными, чем карие. Что ты на это скажешь, Фея?
Эйнар прореагировал на эту реплику спокойно, но Мета, привыкшая обращаться с ним запанибрата, чуть ли не с тех пор, когда дома в Скуге сама лежала в кроватке и дрыгала ногами в ползунках, радостно ответила на эту колкость, и в продолжение всего обеда они вставляли друг другу шпильки. И лишь когда Мета стала на кухне мыть посуду, и мы уселись в желтой столовой пить кофе, Кристер серьезным тоном сказал:
— Ну, так что здесь стряслось? Давай, Фея, рассказывай все по порядку, важное и мелочи, ничего не опуская. Я слушаю тебя.