«Решающий рубеж, — отмечает известный историк И. М. Дьяконов, — в создании экономики воспроизводства продукта был пройден, и хотя еще медленно, но начинается процесс всестороннего использования открывшихся перспектив». И одним из наиболее ярких его проявлений явился широкий выход горцев Загроса и Синджара на просторы северо-месопотамской равнины. Началось интенсивное освоение новых плодородных земель, заметно ускорившее весь ход культурного развития местных земледельческо-скотоводческих общин и вплотную приблизившее их к порогу цивилизации.
Тель-Магзалия — Холм Стрекоз
В 1977 году нашей экспедицией был открыт один из древнейших на Ближнем Востоке памятников ранних земледельцев — Телл-Магзалия, что в переводе с арабского означает Холм Стрекоз. Этот восьмиметровый холм расположен в отрогах Синджарского хребта, на краю живописного и глубокого ущелья, которое прорыла себе за долгое время норовистая речка Абра перед тем, как вырваться на равнину. Почти половина телля уже разрушена рекой, а уцелевшая часть, площадью свыше одного гектара, на две трети занята современным мусульманским кладбищем. Таким образом, свободной для раскопок осталась лишь совсем незначительная, северная, часть древнего поселения. И это было особенно обидно, поскольку Магзалия — телль совершенно необычный: в его восьмиметровой толще не содержалось ни одного черепка глиняной посуды, а все аналоги для найденного материала недвусмысленно говорили о том, что перед нами — докерамический неолит весьма почтенного возраста: конца VIII — первой половины VII тысячелетия до н. э.
Собственно говоря, мы могли открыть этот уникальный археологический памятник и раньше. Во время наших разведок 1971–1973 годов я и Николай Бадер видели высокий, с крутыми склонами телль по другую сторону ущелья, но решили, что это халафский или убейдский холм. Нас смутили и высота, и общие его размеры. Понадеявшись на свою правоту, мы поспешили дальше в горы, на поиски более ранних поселений, нежели те, что раскапывались нашей экспедицией в районе Ярым-тепе, в десяти километрах к юго-западу от Магзалии.
Но с годами мы, видимо, становимся опытнее и мудрее. Тот же Николай Бадер, проезжая очередной раз мимо злополучного телля, вдруг остановился и решил осмотреть его повнимательнее. После первого же взгляда на разрез холма он с удивлением обнаружил там каменные фундаменты массивных жилых домов, массу изделий из кремния и обсидиана и ни одного обломка керамики. Неужели докерамический неолит?
Начались раскопки, и сенсационные находки и открытия не заставили себя долго ждать. Действительно, керамики на Магзалии не оказалось, но основу хозяйственной деятельности ее обитателей явно составляло уже земледелие. В культурном слое поселения, особенно возле очагов, найдено много зерен возделываемой пшеницы-двузернянки, ячменя и сорняков, сопровождающих обычно культивируемые злаки. Был получен также и характерный набор соответствующих орудий и приспособлений: обмазанные гипсом зернохранилища, хлебные печи, кремневые и обсидиановые пластинки — вкладыши для деревянных и костяных серпов, антропоморфные глиняные фигурки, символизирующие плодородие.
Много встречалось в ходе раскопок и костей различных животных. Правда, зоологи должны еще определить, были ли известны жителям Магзалии домашние животные. Как бы то ни было, но охота во многом сохраняла свое значение в хозяйственной деятельности магзалийцев: очень часты в культурном слое находки крупных костей зубра. Охотились, вероятно, с помощью лука и стрел. В толще телля обнаружены десятки кремневых наконечников стрел, скребки для обработки звериных шкур, костяные проколки, шлифованные каменные топоры. Причем 90 процентов всех орудий изготовлено из обсидиана, ближайшие месторождения которого находятся за несколько сот километров от предгорий Синджара, в юго-восточной Анатолии (Турция).
Словом, вроде бы на поселении всецело господствует каменный век с давними, восходящими еще к мезолиту и верхнему палеолиту традициями обработки камня. Даже посуда изготовлялась из камня и гипса: в нашей коллекции есть обломки великолепных резных сосудов из красного и белого мрамора. И вместе с тем все говорит о явном наличии земледелия, в котором использовался уже целый набор полезных растений (мягкая и твердая пшеница, ячмень). Вопрос о том, были ли уже одомашнены в Магзалии животные, остается пока открытым. Но поразительно другое: жители этого древнейшего на Ближнем Востоке земледельческого поселка знали уже, как обрабатывать металлы. Мы нашли здесь несколько кусочков медной руды и кованое медное шило.
Жилые постройки, вскрытые на телле в ходе раскопок, представляли собой большие (площадью до ста квадратных метров) дома на каменных массивных фундаментах с глинобитными стенами. Как и в современных деревнях Ирака, полы и стены домов часто обмазаны гипсом. Судя по отпечаткам, найденным в завалах построек, крыши делали плоскими из тростника и гипса. Перекрытия держались на деревянных столбах, следы от которых сохранились в виде ямок с древесным тленом на дне. В жилых комнатах имелись очаги, зернохранилища и глиняные скамейки вдоль стен. Всего в поселении было, вероятно, семь-восемь таких больших домов. Между жилищами были разбросаны вспомогательные хозяйственные сооружения и печи.
На обрыве, где хорошо виден весь разрез восьмиметрового холма, нам удалось выделить 15 «строительных горизонтов», то есть сменяющих друг друга слоев древних построек. Если предположить, что каждая такая постройка могла стоять без большого ремонта около 30 лет, то длительность существования Магзалии составит около пяти веков.
Наконец, последнее и самое сенсационное открытие. «Все поселение, — пишет руководитель раскопок на Магзалии Николай Оттович Бадер, — было окружено мощной стеной на цоколе, сложенном из крупных каменных плит, отдельные из которых достигают полутора метров в поперечнике. С севера стена образует подковообразный выступ около пяти метров в диаметре, и, как нам представляется, это фундамент башни». Главный проход в поселение осуществлялся, по-видимому, с западной стороны. Именно там и находятся массивные ворота, сложенные из огромных каменных плит.
Появление сложных оборонительных укреплений в столь раннее время еще ждет своего серьезного объяснения. Ведь аналогичная ситуация сложилась и в других древнейших земледельческих поселениях Ближнего Востока — Иерихоне, Бейде, Рас-Шамре, Чатал-Гуйюке. Видимо, возникновение укреплений было вызвано возросшей угрозой нападения на эти очаги неолитической революции со стороны менее развитых (и менее обеспеченных продуктами питания) соседей, остававшихся еще на уровне охотничье-собирательского хозяйства. Само появление таких укрепленных поселков знаменовало собой завершение неолитической революции. Эти поселки стали форпостами новой экономической системы, которая в VII–VI тысячелетиях до н. э. по речным долинам распространилась далеко за пределы областей естественного обитания диких злаков. Постепенно на смену отдельным, изолированным поселениям пришли сотни раннеземледельческих поселений.
Последствия перехода к оседлому образу жизни были поистине революционны.
Во-первых, резко изменилась общая численность населения в областях, где победили новые, прогрессивные формы хозяйственной деятельности. По подсчетам Р. Брейдвуда, на Ближнем Востоке плотность населения примитивных охотников и собирателей эпохи верхнего палеолита составляла не более трех человек на 160 квадратных километров, специализированных собирателей растительной пищи времен мезолита (около 19 тысяч лет назад) — 12,5 человека на 160 квадратных километров, а в первых оседлых земледельческих общинах — уже 2500 человек на 160 квадратных километров, то есть, по сравнению с предшествующим периодом, — более чем двухсоткратный рост!