Выбрать главу

Таким образом, остается надеяться, что со временем ученые изобретут какие-то способы мгновенной сверхдальней связи, использующей каналы, пронизывающие пространство-время. И тогда мы точно будем знать, каким же образом злодей из новеллы Кеведы сумел осуществить свой замысел? И по каким признакам смог догадаться о такой возможности проницательный судья?..

Кстати, возможно, мы не одни размышляем над подобной проблемой. Очень может быть, что где-то там, у чужой звезды, представители иной цивилизации ломают голову (или что там у них для этого еще есть) над подобной же проблемой. И когда-нибудь поиски, ведущиеся с двух концов, увенчаются совместным успехом — информационный мост будет установлен.

Тогда в любой момент мы сможем послать сигнал на тот конец линии: «Ау, инопланетяне! Будьте готовы поменяться!..» Отправим им информационную посылку, содержащую полное представление о каком-то землянине, а в ответ получим… Что именно — это уж, наверное, повод для очередного фантастического сюжета. Основанного, тем не менее, на последних научных данных.

ЧИТАТЕЛЬСКИЙ КЛУБ

Ведущий — С. Зигуненко

Досье эрудита

АЙ ДА ПУШКИН!..

«История литературы знает немало разного рода мистификаций, — пишет нам из Беларуси А. М. Мицкевич. — Например, шекспироведы уж многие десятилетия спорят о том, кто мог написать гениальные пьесы за малограмотного Шекспира. Но чтобы солнцу русской поэзии, нашему А. С. Пушкину было вообще отказано в физическом существовании?! Лично я с таким опусом встречаюсь впервые. И тем не менее»…

Если помните, в повести «Поручик Ки-же» Юрия Тынянова рассказано о судьбе человека, который на самом деле никогда не существовал. Описка писаря, поправленная самим императором, привела к тому, что в списках лейб-гвардии появился поручик Киже — мифическая личность, которая, тем не менее, исправно получала жалованье, чины и ордена. Никогда не существовавший поручик даже женился, а потом, как и положено, почил в бозе, провожаемый в последний путь безутешной вдовой.

Говорят, к сочинению этого сюжета Тынянова подтолкнула история Козьмы Пруткова — тоже личности мифической, однако всем хорошо известной.

Три молодых и весьма талантливых человека — поэты А. К. Толстой и двоюродные братья А. В. и А. М. Жемчужниковы в 50—60-х годах XIX века издали в журналах «Современник», «Искра» и некоторых других ряд иронических высказываний и афоризмов, объединенных впоследствии в сборник «Плоды раздумий». А автором этого сборника сделали некоего Козьму Пруткова — чиновника Пробирной палатки.

На самом деле такого человека никогда не существовало вовсе. Но поскольку читателей весьма заинтересовала личность безвестного автора замечательных высказываний, то шутники сочинили ему не только биографию, но даже нарисовали портрет, которым и предварили сборник.

И хотя сегодня все уже знают историю этой мистификации, это не мешает Козьме Пруткову оставаться и поныне любимым и почитаемым многими. Вон даже «Радио России» передает его афоризмы чуть ли не ежедневно.

Но чтобы в мифические личности был зачислен не кто иной, как сам Александр Сергеевич Пушкин?! Да полноте, друзья! Тем не менее, журналист Олег Руденский позволил себе обнародовать и такую версию.

Вкратце суть ее сводится к следующему.

Начало мистификации, дескать, положил Василий Львович Пушкин, родной брат отца нашего поэта — военного чиновника Сергея Львовича. В. Л. Пушкин был человеком жизнелюбивым, веселым, одевался по последней парижской моде, любил вкусно поесть и приволокнуться за женщинами. А еще он писал стихи — все больше легкие, юмористические, как раз подходящие для дамских альбомов. Вершиной же творчества и сам Василий Львович, и его друзья почитали поэму «Опасный сосед», в которой рассказана пикантная история господина Буянова, отправившегося к дамам легкого поведения.

Изредка Василий Львович наведывался в Петербург, где его с распростертыми объятиями встречали собратья по литературному обществу «Арзамас» — тоже весельчаки, гурманы и стихотворцы. В арзамасский ритуал входили съедение за обедом непременного гуся, произнесение застольных тостов, а также бесконечное чтение од и эпиграмм, сочиненных специально для такого случая.

И вот в один из очередных визитов Василий Львович, будучи в совершенно игривом настроении, объявил, что его племянник Александр — учащийся в Лицее, куда он его и пристроил, — пишет замечательные стихи. В доказательство он тут же прочел эротическое послание «К Наталье»: «Так и мне узнать случилось, что за птица Купидон»…

Братья-арзамасцы, не вдаваясь особо, действительно ли существует племянник на самом деле, тут же стали придумывать пикантные подробности приключений сего талантливого юноши. Так, Василий Андреевич Жуковский тут же рассказал историю о том, как юный Александр в темноте дворцовых переходов спутал молоденькую горничную Наталью с ее хозяйкой, важной придворной дамой, и поцеловал старуху. Князь Петр Вяземский обещал к следующему заседанию совместно с Пушкиным-племянником написать поэму «Монах». Да бросил ее на половине и уехал в Варшаву. Так что «Руслана и Людмилу» арзамасцы писали уже все вместе и еле-еле сладили с поэмой где-то к пятнадцатому заседанию.

На том бы, может, все и кончилось, тем более, что век самого «Арзамаса», как известно, был недолог. Однако по рукам уж пошла гулять ода «Вольность», и петербургский губернатор граф Милорадович по поручению государя стал дознаваться: кто же ее автор? «Ах, Пушкин!.. Подать его сюда…» Тут придворный историограф Н. М. Карамзин и открыл Милорадовичу арзамасскую тайну. Вельможи условились ее хранить, а по петербургским салонам пустили слух, будто буйного поэта сослали не то на Кавказ, не то в Кишинев. А может быть, и в Одессу.

Игра несколько утихла. На том, возможно, все и кончилось бы, да кому-то из арзамасцев пришла в голову мысль написать ироническую оду на самого Василия Львовича. Начиналась она словами «Мой дядя самых честных правил» и писалась вроде как от лица того самого племянника. Идею подхватили другие участники «Арзамаса», и вскоре произведение, писавшееся по принципу буриме — каждый из участников игры продолжал повествование предшественников, — разрослось до размеров романа.

Причем иронические намеки на Василия Львовича, понятные посвященным, встречаются и по всему тексту «Евгения Онегина». Например, в описании бала у Лариных по случаю именин Татьяны назван «Буянов — братец мой двоюродный». Отсюда следовало, что автор стихотворного романа такой же условный персонаж, как и герой «Опасного соседа», — оба родились в игривом воображении московского дядюшки.

«Вообще говоря, многолетняя игра арзамасцев для пушкинистов-профессионалов никакой не секрет, — продолжает Руденский. — В своем-то кругу они это обсуждают спокойно. Например, они знают, что почерк черновиков поэта как бы расслаивается. Если положить рядом автографы поэмы «Полтава» и повести «Капитанская дочка», то даже у неспециалиста не останется сомнений: писали разные люди. Да и без обращения к рукописям понятно, что «Гаври-лиада» и «Я памятник себе воздвиг…» не могут принадлежать одному автору»…

Далее он сообщает, что известная московская красавица Наталья Николаевна Гончарова была замужем за командиром конногвардейцев Ланским и очень рассердилась, когда узнала, будто светские повесы марают ее имя какой-то глупой и запутанной любовной историей. АЛанской даже хотел вызвать Жуковского на дуэль.

Да тут еще всей этой историей заинтересовался сам государь-император и даже пожаловал А. С. Пушкину звание камер-юнкера, дабы иметь возможность повидать его при дворе. Обеспокоенный Жуковский пишет по-французски коротенькое письмо П. А. Вяземскому, в котором есть такие строки: