(Энциклопедия Ядерной Эры. Издание 3-е, дополненное. Святоч, 38-й год Я.Э., типография Патриархии СПД).
Мы шли по тёмным тоннелям московского метро. Заброшенным, заваленным всяким мусором и промёрзшими полувековой стужей. Идти было нелегко. Иногда вода достигала почти потолка, и тогда мы раз за разом ползли по тёмному грязному льду, радуясь студёному сквозняку.
Пару раз мы выходили на поверхность. Ну, как “на поверхность” — тоннели метро здесь были неглубокие и частично обрушившиеся плиты улиц открывали нам доступ к небу. Колонны тут и там обвалились и сильно затрудняли продвижение. Видимо, это раньше были станции метро, с которых взрывы и пожары сорвали крыши и перекрытия. Их развалины огромными грудами топорщились у стен тоннелей. Тогда мы снова и снова искали проход в следующий участок метро, иногда буквально выкапывая лазы.
Что бы опять ползти по промерзшей воде почти под самым потолком.
Однажды, когда мы вот так проползали очередной ледяной нарост, княжна испуганно вскрикнула, отпрянула назад:
— Там… Там!
Она показала пальцем вниз, и я посветил туда фонариком. На меня смотрело лицо молодой девушки. Оно было умиротворённым и спокойным, словно девушка прилегла уснуть на пару минут и вот сейчас откроет глаза и проснётся. Но, это только казалось, потому что между нами и ней был толстый и почти прозрачный слой льда.
— Она, должно быть, вморожена в этот лёд с того дня, когда пришла трёхлетняя зима, — Ворона качнула головой,— там, впереди, таких много ещё. Княжна, не смотри вниз. Двигаемся дальше.
Мы снова поползли вперёд. Но я не стал закрывать глаза. Подо мной был целый поезд метрополитена, навеки вмёрзший в свой маршрут. Десятки людей, от мала до велика, уснувшие вечным сном в тёмной могиле подземного перегона. Я полз над ними, и луч моего фонаря выхватывал из вечного ледника их неподвижные взгляды…
Вы, кто навечно остался в моей памяти, кого ещё вчера ласкало своими лучами весеннее московское солнце. Вы, ради кого цвела эта земля, пели эти птицы… Вы, кто самим своим существованием согревали мир… Я не забуду вас. Вас невозможно забыть.
“Я отомщу за вас, клянусь!”
Ворона обернулась, сверкнула глазами в неверном свете факелов. Я что, опять сказал это вслух? Она задумчиво посмотрела на меня, словно увидела в первый раз. Покачала головой, вытащила из моего рюкзака емкость с водкой. Мы присели там, где лёд закончился и молча, передавая по кругу, добили флягу. Последней, не поморщившись, выпила юная княжна.
И мы пошли дальше. Оставляя позади то страшное ледяное кладбище...
Через пару сотен метров тоннель расширился и мы, поминутно озираясь, осторожно прошли на тёмную станцию.
— “СПАРТА...”, — прочитал я на стене, затем подобрал из кучи мусора остатки буквы “К” и приложил к пустому месту.
— Здесь нам придётся подняться, — сообщила Ворона, тщательно осмотрев следующие тоннели, — Лёд до самого потолка, дальше не пройдём.
Мы вышли под красное вечернее небо. Чтобы тут же упереться в пару ржавых наконечников копий, которые наставили на нас высокие, замотанные в лохмотья по самые уши, люди.
Ворона выхватила меч, мы вытащили стволы. Но девочка как-то спокойно подошла к вооружённым оборванцам и сказала:
— Мир вашему дому. Мы пришли с миром. Проведите нас к огню.
Оборванцы переглянулись, затем один из них качнул навершием копья:
— Уберите оружие, если вы пришли с миром.
Княжна повернулась к нам, уперев кулачки в бока:
— Не бойтесь, нас здесь не тронут.
— Изгои, — фыркнула Ворона пренебрежительно, — Да кто вас боится-то?
Но меч спрятала. Мы, вслед за ней, убрали и свои стволы.
— Тухлый, проводи их к Старшому, — распорядился воин и остался на своём посту. А мы вышли по заиндевелым ступеням к чудом сохранившемуся вестибюлю станции метро.
Княжна уверенно двинулась вперёд, к темнеющей на фоне закатного неба громадине бывшего стадиона. Тухлый, очень высокий и худой воин в цветастых лохмотьях, стукнул древком копья по земле и показал нам на освещённый парой факелов вход:
— Туда!
Я наклонился к Вороне и спросил шёпотом:
— Это те же Изгои, что напали на огнище?
— Нет. Эти — кочевые.
Внутри оказалось значительно теплее. Мы прошли пару заваленных каким-то хламом коридоров и вышли на футбольное поле.