— И наступит коммунизм и светлое будущее…, — пробормотал я, схватившись за голову.
— Что-то навроде того, — улыбаясь, ответил мне Проповедник.
— И я первый, кого вы обнаружили… Спящим?
Старик слева прервал молчание:
— Нет. Наши братья и сестры нашли и пробудили уже троих. Ты — четвертый по счёту и, как гласит легенда, последний.
— А что случилось с тремя предыдущими?
Все замолчали, а Проповедник подошёл к двери и, глядя на шумный палаточный городок внизу, сказал:
— Первого нашёл и разбудил сам Доктор. Тот Спящий ушёл и привёл за собой Повелителей. Вторую разбудил сам Патриарх. Она не ушла, осталась в монастыре... И принесла с собой Лихой Год, когда с неба начали падать металлические шарики, убившие немало людей в Святоче. Третья же была разбужена Второй Спящей более десяти лет назад. Она ушла и начались осени Холодных Солнц. В ту осень и умер Доктор.
— Но в легенде сказано, что вы, Спящие — бессмертны! И мы верим, что все Спящие однажды воссоединятся и вместе смогут возродить наш мир!, — восторженно заявила девушка, осеняя себя ритуальным кругом.
— И что, что теперь?, — меня пробил внезапный озноб. Я, стуча зубами, допил всё ещё горячий чай и поднял глаза на Проповедника. Он обернулся ко мне:
— Теперь… Остался последний Спящий. Ты. Мы все эти годы ждали твоего появления. Внедрили свои глаза и уши везде, где только можно. Во всех княжествах, даже у жестокого ослепшего Медведя и у спятившего окончательно Серого Лиса. Вольные и Псы… Коммуна, хотя там пришлось такую операцию провернуть! Они же все атеисты прожжённные… Даже у Диких. Ты представить себе не можешь, как сложно с ними работать! А Рой?! А Альянс?! Эти яйцеголовые полузвери… Фактически, большую часть времени мы тратили на то, чтобы собирать информацию о тебе, ждать твоего пробуждения. И вот, пару недель назад наша сеть сработала, наконец-то! Нам сообщили о странном парне, который словно ниоткуда появился в Мути, не помнит ничего и одет в странную одежду с символами, которые никто не видел уже много лет…
Старик подошёл ко мне, протянул руку к мышонку и потрепал его по голове. Фыр сомлел от удовольствия... Но хлебец из маленьких лапок всё же не выпустил.
— Я сообщил всем, кто всё ещё искал тебя. Не все смогли прийти сюда. Но в общем мы, оставшиеся в живых братья и сестры ордена Спящих, из Церкви Свидетелей Последних Дней, почти все мы — здесь. Вот все мы здесь перед тобой, Четвёртый Спящий. Скажи нам, что мы должны делать дальше...
Проповедник стал на колени передо мной, вслед за ним опустились на пол и остальные. Они с почтением, благоговением и любовью смотрели на меня.
Я опустил глаза на них, и, в ответ, смог ответить только одно:
— Видимо, меня разбудили не полностью… Потому что я ума не приложу, что такое "Вереск" и где его искать…
***
Таверна “Красная Горка”.
В то утро в таверне было шумно. Пришёл первый караван из Большой Берлоги, и сразу же за ним — второй караван, с Клинской Тверди. Десятки тяжело нагруженных фургонов, сотня лошадей заполонили небольшую опушку перед старинным особняком. И теперь здесь царствовали шум и веселье.
Пока купцы, охранники и возницы рассаживались за столами, бойкие дочки тавернщика успели вытащить из зимника тушу двухвостого оленя и водрузить её на огромный, засаленный и закопчённый, очаг внутри главной залы.
Сам хозяин Красной Горки, щекастый и боровистый отставной наёмник средних лет, носился за барной стойкой и едва успевал ставить мелом закорючки, обозначавшие выпитые кувшины:
— Эй, раб! Ещё бочку медовухи, да поживее!, — крикнул он в дверь подвала, — А пустую вынеси! Шевелись, ленивое отродье!
Десяток столов были уже полностью заставлены снедью и кувшинами. Изрядно повеселевшие караванщики начали опустошать уже третий бочонок, когда в распахнутые двери зашёл воин в сильно помятых латных доспехах. Их чернёный металл был пробит во множестве мест, закрытое забрало шлема вогнуто с правой стороны, а плюмаж отсутствовал напрочь. От сюрко остался только воротник да несколько полосок грязной ткани.
Увидев наглухо закрытый армэ*, охранники мигом насторожились и приподнялись с лавок. Но аристократ не обратил никакого внимания на обеспокоенных караванщиков и под установившуюся тишину спокойно прошёл к бару, с трудом взгромоздился на высокий табурет и бросил несколько жевелок на тарелку для сдачи. Тавернщик выставил стеклянный бокал, помнящий, наверное, ещё отблески ядерных пожаров (и мытый последний раз примерно тогда же):