И вот, кажется, сделай шаг, и — наступает нечто большее, чем варварство.
Верно? Или нет?
Я лежал на белоснежных, пахнущих лавандой, простынях. Укрытый тёплым одеялом. Обнимая свежевыкрашенную, до безумия тёплую батарею центрального отопления. И, в сладкой полудрёме, чувствуя, как по всем венам, артериям, сосудам и капиллярам расползается ставшее таким непривычным мягкое, усмирённое тепло… Я снова и снова задавал себе этот вопрос.
Месяцы, которые я провёл в этом жутком, изъеденном Мутью, мире. Можно на пальцах одной руки пересчитать те моменты, когда я мог согреться. Холодно было всегда. Холодно было, когда я вышел из криосна в заброшенном бункере Института. Холодно было в Луче, ведь барак там отапливался единственной буржуйкой, тепло от которой согревало лишь на расстоянии вытянутой руки. Холодно было и в Мясухе, где в казарме уже было паровое отопление, но там оно работало только в самые морозные ночи. Да и работало, прямо скажем, так себе.
Холодно было на гауптвахте, холодно было в лесу, холодно было в тоннелях метро. Не холодно, но зябко — в гостях у Изгоев, в бывшем автобусе на бывшем поле бывшего стадиона “Спартак”.
И вот теперь, впервые за эти долгие недели и месяцы, я наконец-то согрелся.
Перевернулся на другой бок, прижался спиной к тёплому радиатору и принялся в который уже раз рассматривать своё теперешнее жильё.
Большая, светлая комната, примерно сорока квадратных метров по площади. По местным, крысятнинским меркам — полный люкс. Четыре огромных окна из тёмного дерева. Явный постъядерный новодел, с множеством цветных стёклышек, выполненных в виде мозаики. Занавески из домотканного льна, с рисунком в виде вышитых темных пёрышек. Много цветов и комнатных растений в горшках, настоящий личный зимний сад.
Кровать раньше стояла у дальней стены, между парой невысоких трюмо. Я в первые же минуты своего пребывания здесь сдвинул её к батареям, которые были только под окнами. Часть растений поставил на место кровати, им и там будет хорошо, а мне так куда как лучше… Кайфовее, теплее…
Большой стол у противоположной стены, несколько книжных шкафов, заставленных различными поделками из дерева. Один большой платяной шкаф, оккупировавший стену, противоположную внешней: в нём я хранил бы свою одежду, будь она у меня. А так — в первый же вечер моё изрядно прохудившееся повседневное обмундирование забрала улыбчивая рабыня-служанка с татуировкой вороны на щеке, выдав новый, тёмно-синего цвета, комплект из брюк, пиджака, пары сорочек и вязаного джемпера. Мои берцы, выдержавшие многое за эти безумные дни, совсем расхлюпались. Девушка забрала и их, клятвенно заверив меня в том, что сапожник Рубен в Конюшенном квартале всё заново прошьёт, исправит и вернёт в лучшем виде уже к следующему вечеру. А пока — она подобрала мне удобные мокасины из мягкой кожи, которые можно было носить на любую ногу:
— Если же Вам нужна помощь в ванной, позвоните вот в этот колокольчик, и я мигом прибегу, — с томным придыханием пробормотала мне она.
— Что же я, сам с водой не справлюсь?, — машинально ответил ей, осматривая огромный, метров на двадцать, санузел. Массивная ванна стояла в центре его, отделённая от остального мира переносной деревянной перегородкой, с изысканной резьбой на поверхностях. Резьба изображала жаркую битву. Кони-циклопы, с сидящими на них рыцарями, топтали каких-то мелких людишек, самыми крупными деталями на лицах которых были раззевленные в крике рты.
Девушка снова улыбнулась, поколдовала с кранами, и в белоснежное нутро чугунной эмалированной лохани полилась горячая чистая водичка. Пар поднялся по оскаленным лошадиным мордам, слезинками потёк по холодным небесам, откуда взирали на кафель невозмутимые вóроны с человеческими чертами лиц вместо клювов.
— Вот звоночек, господин, — многообещающе стрельнув глазками, напомнила рабыня и, покачивая бёдрами под форменным платьем, вышла в двери.
Когда обнаружил душевую кабину, я сначала тщательно вымылся, кайфуя под острыми горячими струями чистой воды. Вымылся трижды, пока кожа не начала скрипеть. Мыло было так себе, “хозяйственное”, хотя и с вездесущим здесь запахом лаванды. Но, несмотря на отсутствие шампуня, вымыл тщательно и голову.
И, только после этого, чистый и немного распаренный, выключил воду в наполненной почти до краёв ванне. И медленно, осторожно, впервые опустился в её тёплое, словно объятия матери, нутро…
Вот что такое цивилизация, снова подумал я. Цивилизация — это тёплая вода, много тёплой воды. Она не просто должна быть тёплой, нет… Тёплая вода есть, к примеру, в луже. Щедро нагретая летним солнцем. Нет-нет.