Затем обернулся к Малеру:
— А теперь пойдем ко мне, угощу с дороги хорошей водкой и свежим тушняком...
Они спустились на уровень ниже, прошли в ажурную беседку, стоящую почти у края виадука. Посредине горел очаг, сделанный из старой бочки. Малер с урчанием протянул руки к теплу:
— Чёртов холод. Ненавижу холод.
Семиглавый открыл сундучок, выставил на столик бутылку водки и пару стаканов. Слуга споро накрыл на стол нехитрую закуску, вышел вон. Боярин присел и разлил по глотку:
— За встречу.
Они крякнули, выпив огненного напитка, молча закусили. Семиглавый разлил ещё:
— Ну, а теперь можно и поговорить.
Одноглазый молча достал из внутреннего кармана перо и показал боярину. Тот глянул на свет, кивнул:
— Секретчики. Так я и думал. Ну, что от меня нужно?
— Нужно провести нас вот к этой точке, — Малер достал копию старой карты-стометровки, ткнул в квадрат зелёной зоны у Бутаковской башни и выжидательно уставился на собеседника.
Семиглавый покрутил ус:
— Сложно. Здесь и здесь — открытые места. Там постоянно патрули медведей ходят, прикрывают тракт. Можно попробовать обойти со стороны шоссе, там охрана пожиже. Когда нужно?
— Чем скорее, тем лучше. И это ещё не всё. Нужно пошуметь вот здесь, у моста.
Боярин хмыкнул:
— У меня всего два десятка бойцов, только половина — воины. Плюс связисты. Людей и так не хватает, а ты у меня ещё и на верную гибель пару человек просишь?
— Не пару. Всех.
Боярин подавился огурцом, закашлялся:
— Слушай, придворный. Ты охренел? А кто будет «Орлиное гнездо» держать?
Малер молча выпил свою водку, отвернулся к Мути, которая колебалась в паре сотен метров за рекой. Семиглавый медленно выпил, шумно вздохнул воздух через ноздри:
— Чего молчишь? Может, объяснишь, ради чего я должен положить всех людей и сдать последнюю крепость на пути к столице?
— Слушай, боярин. У тебя своя задача, — ответил ему одноглазый, не отрывая взгляда от тумана, — А у меня своя. И от того, насколько хорошо мы исполним наши задачи, зависит буквально всё. Если план выгорит, «Орлиное гнездо» никто и брать не будет. Оставь здесь своих связистов. Они там, внизу, будут бесполезны.
— Там больше пяти сотен медведей и кабанов. Нас же три десятка не наберётся. Сомнут нас за пару минут.
— Вас будет два десятка. У меня и моих парней другая задача. Шумни, отвлеки внимание — и убирайся. Выходим через два часа после захода солнца. Приказ понят?
Семиглавый взял бутылку и опустошил её из горла. Затем с силой швырнул её в закат, и оба боярина взглядом проводили её последний полёт вниз.
---
— Княжич, тревога!
Молодой Бероев сбросил ноги вниз, выхватил меч и едва не зарезал воина-медведя, ворвавшегося в спальню. Сзади раздался истошный женский вопль. Мирон поморщился, опуская меч:
— Заткнись, дура.
Воин с опаской отступил на шаг обратно:
— Княжич, на дальний пост напали.
Где-то недалеко ухнуло из крупного калибра. Открылась дверь, и топот многочисленных сапог наполнил лестницу Бутаковки. Княжич впрыгнул в штаны, кое-как натянул кольчугу и, как был, босоногий, выскочил на балкон.
Сотня факелов металась у подножия башни, на мосту выстраивалась шеренга тяжёлой пехоты. Сзади послышались тяжелые шаги и на балкон вышел зевающий Корзун:
— Что здесь у нас?
Мирон молча развернулся, надел ботфорты и, пристегнув ножны к поясу, вышел вон. Воевода обернулся и плотоядно уставился на блондинку, которая под пристальным взглядом чужого человека съёжилась под одеялом:
— Бардак. Я был лучшего мнения о твоем любовнике.
Через минуту княжич был уже в седле и слушал доклады сотников, которые один за другим подбегали к воротам. Сзади выстраивалась полусотня кирасиров, кто что успел надеть. Наконец, молодой военачальник принял решение и, вытащив меч, крикнул за плечо:
— За мной, рассыпаться! Вперёд!
Ночная атака по незнакомому лесу — опасное мероприятие. Едва влетев под тёмный полог высоких сосен, отряд тяжелой кавалерии сразу потерял несколько всадников. Но княжич не замечал этих потерь.
Где-то слева, в ночной темноте снова хлестнул крупный калибр, и огненный цветок раскрылся на бетонном КПП перед мостом. Там дико закричали, выстрелили в ответ сразу из нескольких стволов.
— Дальше, дальше забирай!, — крикнул Мирон, поддав шенкеля боевому коню. Справа сверкнул безумным оскалом верный Клыкастый, за ним засвистели, перерезая воздух, палаши кирасир.
— ДАВАЙ!
Они вместе выскочили на врагов. Те только разворачивали свои винтовки и копья навстречу конной лаве, как первые мечи опустились на ненавистные шлемы с орлиными перьями. Глухо звякнуло, голова первого пехотинца треснула, обдавая морду коня ошмётками.