— Он страшный... Я боюсь его. — еле слышно прошептала она.
Войтов понимающе кивнул. Действительно, теперь, когда их стало двое, Алексей, как старший, должен был обеспечить девочке все необходимые условия. Он допил остаток сока и встал.
Алексей остановился над трупом Авдошина, соображая, каким образом взять тело, и вдруг почувствовал лёгкий удар в спину. Девочка встала, уткнувшись в его куртку, и украдкой выглянула из-за спины.
— Вы его на улицу вытащите, дядя Лёш?
Она снова спряталась за Войтовым, крепко прижавшись к нему.
— Да.
Что-то смутило Алексея. Несколько секунд он смотрел в пространство перед собой.
— Ты же сказала, что тебе страшно на него смотреть...
— Мне страшно оставаться одной тоже... — ответила девочка, следуя какой-то своей детской логике и продолжая прятаться. Алексей промолчал, сделав шаг к голове трупа. Девочка отпустила его куртку и осталась стоять на месте. Она закрыла глаза ручками и присела на корточки. Войтов бросил на неё короткий взгляд. Он решил, что возьмёт Авдошина за руки.
Скрипнул дверной засов, покрытый инеем и почти полностью замерший. Пришлось изрядно повозиться с ним.
— Накинь капюшон! — бросил Алексей девочке перед тем, как открыть дверь на улицу.
Метель, поднявшаяся ещё вчера утром, ни на мгновение не утихала. Вихрь снега ударил Войтова по лицу, заставив его зажмуриться и отвернуться. Адский холод пробирал до мозга костей. Девочка отступила назад, наблюдая за мучениями Войтова и затягивая завязки капюшона.
Тот ухватил Авдошина за рукава куртки и пятясь потащил в пургу, в непроглядную ночь. Каждый шаг давался ему ценой невероятных усилий, ноги проваливались в снег по колено. Порывы ветра, холодного и жгучего, больно ударяли в куртку Алексея, грозясь в клочья изорвать её. Войтов сделал шаг, ещё один, почувствовав, что больше уже не сможет идти, и надо возвращаться назад. Он лишь оттащил труп, наполовину утонувший в снегу, чуть в сторону и из последних сил кинул его как можно дальше от дверей склада.
Тяжело дыша, Алексей широкими шагами побрёл обратно. Стараясь наступить в собственные следы, он ориентировался исключительно по тусклому свету, пробивающемуся через открытый дверной проём их убежища. Ветер с силой швырял снег внутрь. Войтов подумал о девочке — не замёрзнет ли она там? — как вдруг остановился, едва устояв на ногах. Она стояла перед ним, утонув в снегу по щиколотку. Врач не видел лица девочки, лишь её красная куртка выделялась в темноте. Ребёнок стоял в метре от Алексея, молча и опустив голову.
— Что ты делаешь?! — закричал Войтов, кинувшись вперёд. Он схватил девочку за плечи и грозно, но не сильно, потряс. — Ты хочешь замёрзнуть! Зачем ты пошла за мной?!
— Папа... — девочка подняла голову, и он замер на месте, широко раскрыв глаза. Он забыл о снеге, забыл о ветре и его злом завывании, забыл вообще обо всём. Ребёнок открыл грустные голубые глаза, смотрящие на врача с мольбой и сожалением.
— Нет! — Алексей попятился назад, отпустив девочку, и снова едва не упал. — Олеся...
— Ты разве не рад мне? — перед ним стояла его дочь. Она развела руки, готовясь к объятиям. — Мне так холодно, обними меня, пожалуйста...
— Ты же умерла пять лет назад... — заикающимся голосом ответил Войтов. Мороз сводил его язык и вдруг защипал глаза. Он закрыл их ладонями, согнувшись от неожиданной боли, и вдруг услышал отдаляющийся детский смех.
"Нет, нет! — твердил про себя Алексей, растирая замёрзшее лицо. — Этого не может быть, ты умерла, умерла!!!"
В его ушах раздались глухие удары, резкие, злые. Лезвие топора отчаянно впивалось в мягкую древесину, кроша её, разрубая на мелкие щепки. Деревья падали на землю — ещё со спелыми, не сорванными плодами на ветках. Он рубил их одно за другим, а по лицу текли слёзы...
Когда Войтов открыл глаза, никого рядом уже не было. Он с ужасом обнаружил, что снег занёс его по бёдра. Алексей отчаянно вырывался из холодного плена, и едва он почувствовал, как силы покидают истощённое тело, наконец упал на живот. Громко сопя и почти ползком, Алексей сумел добраться до двери в хранилище, оставшейся открытой. Он боязливо оглядывался по сторонам, не веря самому себе в том, что увидел несколько минут назад. Войтову казалось, что где-то за пеленой снега и воя разбушевавшейся стихии он слышал детский смех, не злой, а добрый, настоящий детский смех.
Он ввалился внутрь проёма и втянул ноги. Тело ломило от боли. Руки и ступни сильно обморозились, но, бегло оглядевшись, Алексей принялся расчищать дверной косяк от наметённого снега. Он потратил несколько минут, прежде чем сумел достаточно очистить проём. Вскочив на ноги, Войтов ухватился за дверь и, крякнув, начал медленно закрывать её.