[7] Второе и первое имя — древнейшая китайская традиция, согласно которой при рождении ребёнку давали одно имя, а в более старшем возрасте он получал другое. Новое имя использовалось как официальное и вежливое; по имени, данному при рождении, можно было обращаться только к близким людям и друзьям-ровесникам. В этой главе Ши Юаньчжун называет Фэн Сяньцзяна по имени, данному тому при рождении — Сюйчжи, не добавляя к нему фамилии, что указывает на ещё более близкие доверительные отношения.
[8] Магическая печать — особый рисунок, подавляющий магические свойства предмета.
[9] «Сто лет, тысяча осеней» (кит. 百岁千秋) — давняя история, с незапамятных дней; долгие годы.
[10] Шисюн (кит. 氏 — учёный, представитель учения (школы); 兄 — старший брат) — уважительное обращение к старшему соученику.
[11] Яюй (кит. 䝟貐) — мифологический хищник-людоед с головой дракона и лапами тигра.
[12] Шимэй (кит. 氏 — учёный, представитель учения (школы); 妹 — младшая сестра) — уважительное обращение к младшей соученице.
[13] Шиди (кит. 氏 — учёный, представитель учения (школы); 弟 — младший брат) — уважительное обращение к младшему соученику.
Глава 3. Пение иволги, щебетание ласточки
Ничто не наполняло сердце таким спокойствием и умиротворением, как предрассветные часы.
Слушая сонную тишину Байхэюаня, Ши Юаньчжун в очередной раз порадовался своему раннему подъёму — большинство учеников клана предпочитало вставать вместе с солнцем, и потому застать миг уединения было настоящей удачей. Сейчас рассвет только-только начинал золотить небо, а в воздухе витала едва заметная утренняя дымка. Не было слышно даже птиц.
Дабы провести утро с пользой, глава Ши решил полностью посвятить его восстанавливающей медитации, в которой, по правде говоря, нуждался уже долгое время. Созерцание природы как нельзя лучше располагало к очищению разума, поэтому, тихо притворив за собой дверь, он направился в сад. Добрая половина участка по-прежнему выглядела довольно неухоженной, однако совместными усилиями беседка и несколько водоёмов всё же были приведены в порядок. В одном из них, поблёскивая чешуёй, лениво плавали золотистые карпы, а цветник, благодаря заботе младших учениц, благоухал азалиями и орхидеями. Когда-то забытый и одинокий, Байхэюань постепенно расцветал.
Беседка у пруда, наполовину скрытая ветвями ивы, оказалась отличным местом для уединённой медитации. Усевшись поудобнее, Ши Юаньчжун глубоко вздохнул и сконцентрировался на потоках внутренней энергии[2]. Она циркулировала по меридианам[3], словно кровь по венам, питая не только физическую оболочку, но и духовные центры. Во избежание застоев и искажений прогонку ци[4] следовало совершать регулярно — это была одна из ценнейших заклинательских практик, предотвращающих внутренний хаос. Путь совершенствования имел свои тонкости, потому умение находить баланс было так же важно, как и владение боевыми искусствами.
Ши Юаньчжун никогда не был выдающимся заклинателем, но благодаря упорной — даже упрямой — работе над собой смог сбалансировать отсутствие врождённого таланта со своими сильными сторонами и получить из этого неплохие результаты. Останавливаться на достигнутом он не собирался, и по-прежнему, словно в юношестве, уделял много времени учёбе и тренировкам. Такая прилежность считалась добродетелью, вот только в своих стремлениях Ши Юаньчжун был почти одинок — Фэн Сяньцзян, давно опередивший его, считал дальнейшее обучение пустой тратой времени, Ли Хэйсинь предпочитала учиться одна, а другие ученики ещё только начинали свой путь совершенствования. Главной надеждой был Чжу Лин — не столько одарённый, сколько старательный, зачастую напоминавший главе Ши самого себя.
…Словно крепкий сон, медитация прекрасно восстанавливала силы, но и времени на неё требовалось немало. Когда Ши Юаньчжун открыл глаза, солнце уже полностью вышло из-за горизонта и вовсю пели птицы. Становилось жарко.
«Наверное, все уже проснулись».
И правда: даже из беседки было слышно, как во дворе командовала А-Цзи — она распекала А-Чуна за пролитую воду. Тот недолго поворчал в ответ, но потом всё-таки взял вёдра и поплёлся к реке. Хлопнули ворота; в отдалении прозвучали весёлые детские голоса — словом, день вступал в свои права.
Чтобы не наткнуться на рассерженную А-Цзи, Ши Юаньчжун незаметно проскользнул в свои покои со стороны сада, вот только едва он успел переступить порог, как в главную дверь — ту, что со стороны двора — торопливо постучали: