На этот раз господа Тан уже не нашлись, что возразить, и Тан Жунвэй наконец развернул лежащий по левую руку свиток.
— Что ж, тогда не будем терять время на праздные разговоры и перейдём к делу. Вам было отведено две луны на раздумье о присоединении к клану Тан. Срок вышел и теперь я жду вашего ответа, глава Ши.
Как ни старайся, от судьбы не уйдёшь — Ши Юаньчжун это понимал, однако до последнего верил, что найдёт способ договориться с Ханьшоу. Теперь же он бранил себя последними словами за глупые надежды, которым предавался вместо того, чтобы сразу покинуть Байхэюань вместе со всеми своими людьми, но пути назад не было: оставалось лишь осторожно прощупать почву и рискнуть подобраться к Тан Жунвэю.
— Срок и правда подходит к концу, господин Тан, но, если вспомнить дату прошлого приезда господина Тан Чжао, это случится лишь к середине завтрашнего дня.
— Верно, — кивнул Тан Чжао. — Вот только не думаю, господа, что одна ночь и один день смогли бы повлиять на ваше решение, а времени, данного вам главой Тан, и без того было достаточно.
— К слову, о главе Тан, — замялся Ши Юаньчжун. — До вашего визита я по меньшей мере трижды писал ему, но это не принесло никаких результатов. Условия главы Тан слишком категоричны, и потому…
Тут в разговор вмешался богато одетый юноша из числа подданных клана Тан, сидевший неподалёку от своих господ. На вид он был едва ли старше Чжу Лина, но его тон и высокомерный взгляд, казалось, принадлежали правителю или, как минимум, высокопоставленному военачальнику, а не вчерашнему мальчишке. Говоривший явно чувствовал себя выше хозяев Байхэюаня.
— Глава клана Ши, приношу свои извинения, — с напускной вежливостью начал он, — но, может, хватит вам увиливать? Рисуете запад, указывая на восток[5] — к чему вся эта пустая болтовня? Или вам попросту не хватает смелости озвучить своё решение? Не стоит так бояться, ведь за ним мы сюда и приехали.
Ши Юаньчжун с вымученной улыбкой проглотил обиду. «Легко попрекать других в трусости, прячась за спинами большинства», — подумал он, а вслух лишь произнёс:
— Молодому господину не следует говорить таким тоном и перебивать старших. Дослушав меня до конца, он бы узнал, что мы с главой Тан так и не смогли разрешить спор о принадлежности земель в Фэнхуане, а на последнее письмо я и вовсе не получил ответа…
— Достаточно, глава Ши, — вновь перебил юноша и брезгливо хмыкнул. — Признаться, я был о вас лучшего мнения. За два лунных месяца можно построить дом или обойти пешком всю провинцию, а вы до сих пор мнётесь и робеете. Для взрослого мужчины такое поведение смехотворно.
— Кажется, я недостаточно хорошо расслышал вашу фразу, молодой господин… — после долгого молчания наконец подал голос Фэн Сяньцзян, пристально рассматривая зарвавшегося юнца. — Как ваше имя?
— Моё имя Гань Сун, господин Фэн. Неужели вы думаете, что я не прав? Благородный муж всегда сохраняет достоинство: он верен своему слову и, в отличие от вашего главы, не боится держать ответ. Лишь трусы и подхалимы готовы бесконечно лгать и изворачиваться, чтобы сберечь свою шкуру.
— Прекрасно.
Этот дерзкий мальчишка из клана Тан смог добиться поистине впечатляющих результатов: едва раскрыв рот, он успел зарекомендовать себя как надменного и совершенно невоспитанного наглеца, трижды оскорбить главу Ши и вывести из себя его приближённого. Фэн Сяньцзян выпрямился и сжал кулаки.
— А теперь, если ты закончил нести вздор, — сказал он с плохо скрываемым раздражением, — встань на колени и принеси извинения главе клана Ши за свои дерзкие речи и поганый язык. Как благородный муж, который не боится держать ответ.
— Хватит, — шёпотом произнёс Ши Юаньчжун, дёргая его за рукав. — Не нарывайся на неприятности.
— «Встать на колени»? «Поганый язык»?
Вид у Гань Суна был такой, словно ему только что приказали отправиться на Луну и достать эликсир вечной жизни[6]. Избалованный юноша из богатой семьи, прежде он ни разу не слышал в свой адрес ничего подобного. Тем более — от каких-то там третьесортных заклинателей, вздумавших перечить господам и требовать извинений.
— Да кто он такой, — фыркнул Гань Сун, — чтобы вставать перед ним на колени? И, что не менее важно — кто ты такой, чтобы разговаривать со мной подобным образом? Я и без того делаю одолжение, сидя с вами за одним столом, а уж стоять на коленях и вымаливать прощение…
— Ты встанешь на колени, недоносок, иначе я сам заставлю тебя это сделать!
— Фэн Сяньцзян, довольно! Ты переходишь все границы!
В тот же миг вновь воцарилась тишина. Ши Юаньчжун резко поднялся из-за стола, окинув спорщиков гневным взглядом. Он терпеть не мог скандалы и ругань; ещё больше ненавидел повышать голос, вот только юноша из клана Тан открыто провоцировал вспыльчивого Фэн Сяньцзяна на ссору, и, превратись эта словесная перебранка в серьёзный конфликт, дело могло бы кончиться скверно. Ни Тан Жунвэй, ни Тан Чжао не замечали дерзости своего подчинённого — или, скорее, делали вид, что не замечали, — так что главе Ши пришлось самому осадить готовых вцепиться друг в друга оппонентов. Приказывать Гань Суну он не мог, и потому, вернув голосу спокойное звучание, в котором всё же проскальзывали нотки возмущения, воззвал к командиру войск клана Тан: