Двор и сад ожидаемо пустовали, зато в одном из окон флигеля мелькали слабые всполохи света — догорал давно зажжённый светильник. Фэн Сяньцзян нахмурился и без лишних колебаний толкнул дверь.
На него растерянно воззрились трое заклинателей в одеждах клана Тан. По их вытянувшимся лицам было ясно, что возвращения хозяев никто не ждал — сидевшие за столом мужчины так и замерли с поднятыми чашами в руках. Этот миг затишья взбесил Фэн Сяньцзяна ещё больше, чем возможная встреча с многочисленной стражей: ведь Тан Жунвэй и Тан Чжао оказались настолько уверены в своём триумфе, что даже не удосужились для надёжности выставить пару-тройку человек у ворот и вдоль стен Байхэюаня.
Конечно, он не мог знать о том, что недавно Тан Жунвэй с остатками своей свиты отбыл в Яньванху на одном из пришедших к утру кораблей, а в Байхэюань уже направлялся новый отряд клана Тан во главе с Тан Чжао. Замутнённые яростью глаза заклинателя видели лишь крайнюю небрежность и самоуверенность. Он даже не подумал о возможных ловушках.
На его гнев ключ немедленно откликнулся новой вспышкой тёмной ци. Фэн Сяньцзяну это было только на руку: свои собственные силы он почти полностью израсходовал во время боя и сейчас держался только благодаря подпитке извне. Очередной схватки с превосходящим противником он бы попросту не выдержал.
Вот только «превосходящий противник» в понимании Фэн Сяньцзяна представлял собой минимум пять заклинателей средней руки, или одного-двух такого же уровня, как и он сам, поэтому справиться с этими, как он решил, рядовыми бойцами не представляло особого труда. Оставалась лишь одна проблема: Аньвэй до сих пор отказывался слушаться хозяина, а это значительно ограничивало его возможности.
«Ничего, и без тебя справлюсь», — зло подумал Фэн Сяньцзян.
Вместо того, чтобы взяться за меч, он развернулся и выбежал во внутренний двор. Решив, что враг испугался и отступает, ничего не подозревающие заклинатели кинулись следом. Тут-то они и попались: Фэн Сяньцзян просто-напросто смёл всех троих с ног и со всей силы отшвырнул в стену.
«Как жаль, что среди них не было этого ублюдка Гань Суна…»
В самый разгар битвы гадкий мальчишка куда-то исчез и больше не показывался. Оставалось только надеяться, что он попался кому-то вроде Ли Хэйсинь или Ши Юаньчжуна, и сейчас подыхает от ран где-нибудь под кустом.
…После удара поднялись только двое: причём один, поняв, насколько опасен противник, попытался сбежать, но Фэн Сяньцзян повторил недавний трюк и добил его. Оставшегося на ногах он вновь пригвоздил к стене и, сжав руку на его шее, прошипел:
— Где люди моего клана? Говори! Иначе я размозжу тебе голову и переломаю все кости!
— Они… Их увезли… В Ханьшоу… Яньванху… — задушенно выдавил заклинатель.
— Так и знал… — пробормотал Фэн Сяньцзян и отпустил его. Несчастный как заяц сорвался с места и бросился бежать, но на полпути повалился навзничь и больше уже не встал. Из его шеи торчал метко брошенный кинжал.
Фэн Сяньцзян судорожно сглотнул. Несмотря на видимую лёгкость расправы и подстёгивающую злобу, его потряхивало. Сегодня ему впервые пришлось убивать обычных людей, из плоти и крови — пусть даже это были враги. Но времени на горечь и сожаления не было: на всякий случай ещё раз обыскав Байхэюань и не найдя там никого, Фэн Сяньцзян захватил с собой несколько бумажных талисманов и покинул имение. Впереди его ждал долгий путь в Ханьшоу.
Как только он отошёл на расстояние пары ли от Байхэюаня, туда вернулся Тан Чжао. С собой он привёл подкрепление в две дюжины человек из Яньванху, и был неприятно удивлён, обнаружив, что кто-то успел убить выставленную им стражу за столь малое время его отсутствия. Распорядившись унести тела в дальний дом, Тан Чжао подготовил ловушку в надежде, что убийца — или любой другой человек из клана Ши — решит вернуться домой.
***
Под покровом ночного неба и бледным светом луны корабль из Фэнхуана причалил к городской пристани Яньванху.
Ши Юаньчжун очнулся как раз в тот миг, когда палуба корабля мягко коснулась дощатых мостков. Его руки по-прежнему были связаны за спиной; живот туго обмотан длинным куском ткани. Всё это время он пролежал в неудобном положении под палящим солнцем, и долгая потеря сознания не только не облегчила мучений, но и прибавила их: горло иссушила жажда, тело обмякло и не хотело слушаться.
Стоящий на палубе Тан Чжао заметил пробуждение пленника и дружелюбно улыбнулся ему.