Широкий синий пояс с парой серебряных застёжек оказался порван и насквозь пропитан кровью. Выругавшись, Фэн Сяньцзян худо-бедно затянул его на себе и наскоро соорудил повязку из собственного пояса, которую туго намотал поверх одежд раненого.
— Вот так. По крайней мере, это уменьшит кровотечение.
Но не успел Ши Юаньчжун поблагодарить своего «целителя» и предпринять ещё одну попытку подняться, как в отдалении послышались взволнованные голоса и торопливые тяжёлые шаги. Они приближались прямо к дверям зала.
Сердце ухнуло в пропасть. Должно быть, заклинатели, уводившие Чжу Лина, заподозрили что-то неладное и вернулись проверить своего командира…или же обнаружились следы проникнувшего в Лунтанъянь чужака.
Ши Юаньчжун и Фэн Сяньцзян застыли на месте. Как бы то ни было, если сейчас их увидят здесь, окружёнными телами убитых, пощады уже не будет. Пускай Тан Сюаньлин и приказал сохранить высокопоставленному пленнику жизнь, на его помощника это условие не распространялось, а после того, что Ши Юаньчжун успел высказать главе клана Тан, положение обоих стало подобным ласточкиному гнезду на вершине шатра[1].
Звук шагов прозвучал совсем близко и вдруг прекратился. Заскрипела открываемая дверь. Фэн Сяньцзян наощупь отыскал эфес меча и приготовился обороняться, но тут в его голову пришла шальная мысль. А что, если…
— Дай мне руку.
Не дав времени на то, чтобы опомниться, он схватил Ши Юаньчжуна за руку, которой тот недавно прикрывал рану. На ладони главы Ши всё ещё оставались следы крови: она-то и была нужна Фэн Сяньцзяну. Когда двери наконец распахнулись и на пороге показались люди клана Тан, он мазнул окровавленными пальцами по ключу и, мысленно вознеся все возможные молитвы Небесам, сильно оттолкнул Ши Юаньчжуна назад. Вторая печать была разрушена.
…На этот раз Фэн Сяньцзян даже смог частично сохранить память и сознание, вот только сам он предпочёл бы обратное. Всё вокруг исказилось и предстало в жутких, неестественных тонах; чувства обострились в десятки раз, а люди казались расплывчатыми тёмными фигурами.
Это было лишь небольшой частью платы за многократно возросшие силы и энергию, вновь закипевшую в изнурённом теле. Подобные практики открывают поистине широкие возможности, но забирают гораздо больше, чем отдают, и в будущем непременно сказываются на душевном состоянии заклинателя — если, конечно, он выживает после их применения. Неспроста умудрённые годами следования Дао совершенствующиеся стараются избегать даже простого соприкосновения с тёмной ци, не говоря уж о её использовании, а те немногие, кто отважился впустить яд в свой разум, зачастую прибегают к таким отвратительным методам и сталкиваются с такими ужасными последствиями, что их пример служит лучше любого предупреждения.
Что удивительно, на судьбоносные для двух тогда ещё юношей события тоже повлияли запрещённые ритуалы, проводившиеся в храме Цяньсюнь. Кто именно их проводил — выяснить так и не удалось, но Фэн Сяньцзян даже мысленно не хотел связывать себя с теми людьми. В отличие от них он не преследовал личной выгоды и уж тем более не таил каких-то зловещих замыслов — лишь хотел защититься сам и защитить своих близких, — а тёмную ци ключа освободил и использовал в отчаянии, не найдя иного выхода. В своих глазах Фэн Сяньцзян поступал правильно и искренне считал себя правым, хватаясь за последнюю возможность выйти победителем.
Сейчас ему было уже всё равно, сколько человек, обнажив мечи, двинулось навстречу. Четыре, пять, десять — это не имело никакого значения: ведь расправа над ними заняла не больше времени, чем требовалось для распития чаши вина. По коридору разнеслись душераздирающие крики, и вскоре всё было кончено.
Глава Ши с тяжестью на сердце наблюдал за развернувшейся бойней. Убивать ради своего будущего, или быть убитым во имя человеколюбия — выбор ничтожно мал, но всё же так горько было видеть, как дорогой человек вынужден снова и снова проливать чью-то кровь. Уж лучше бы они вместе, бок о бок прокладывали путь к спасению, чем один сражался из последних сил, а другой отсиживался в стороне, будто он вовсе не причастен к происходящему.
Ши Юаньчжун почувствовал себя отвратительно бесполезным. Кое-как поднявшись, он доковылял до тёмного силуэта возле дверей и легко коснулся его плеча:
— Сюйчжи, пойдём… Нас могут заметить.
— Пусть заметят, — со странным воодушевлением откликнулся Фэн Сяньцзян. Словно загоревшийся какой-то грандиозной идеей, он вдруг быстрыми шагами покинул зал, напоследок бросив лишь короткое: