Он резко отстранился. Определённо, начинать это было не лучшей идеей. Если ключ до сих пор хранил отпечатки того тёмного ритуала, в своём нынешнем состоянии Ши Юаньчжун всё равно бы не смог излечить Фэн Сяньцзяна, зато рисковал непоправимо навредить самому себе. Единственное, что сейчас было в его силах — поддерживать течение потоков ци своего подопечного, сохраняя ему жизнь в ожидании подмоги…если та, конечно, явится.
Дыхание Фэн Сяньцзяна немного выровнялось. Передав ему почти все свои силы, Ши Юаньчжун устало навалился на ствол дерева и закрыл глаза. Двигаться не хотелось.
Совсем скоро он почувствовал, что начинает засыпать, и с раздражением хлопнул себя по щекам. Нет, спать пока что было нельзя: следовало заняться своей раной, пока она не начала гноиться.
Вздохнув, он размотал пришедшую в негодность повязку и с усталой небрежностью сбросил её на землю. Следом отправились пояс, отданный Фэн Сяньцзяном, и шэньи[6]. Избавиться от нательной сорочки не удалось: когда-то белая ткань, сейчас побуревшая от запёкшейся крови, прилипла к ране и не собиралась так просто отходить.
Нужна была вода — желательно, как можно больше. Ши Юаньчжун мог поклясться, что ещё с вершины склона видел небольшую речку, похожую на реку Байхэ[7] в Фэнхуане, и, по его расчётам, они как раз должны были оказаться неподалёку. На всякий случай захватив с собой Аньвэй, до сих пор покрытый копотью и кровью — клинок как раз нуждался в очистке — он отправился на поиски ближайшего водоёма.
Довольно скоро те увенчались успехом: через пару сотен шагов едва различимый плеск волн стал громче; впереди показались серебристые ивы, а за ними и сама река, окутанная белёсой дымкой утреннего тумана.
Ши Юаньчжун шагнул к воде и замер: у самого берега неспешно прогуливались две серые цапли. Ещё одна, нахохлившись, чистила перья в зарослях камыша. Картина чистой живой природы была столь бесхитростной и в то же время завораживающей, что заслуживала лучших красок и шёлкового полотна.
Дабы не тревожить птиц, Ши Юаньчжун отошёл чуть подальше и наблюдал за ними уже с почтительного расстояния. Та цапля, что чистилась в камышах, вышла на мелководье и, вытянув шею, захлопала крыльями. Несколько взмахов — и она поднялась в воздух; покружила над рекой, держа в лапах небольшой круглый камень[8], и вскоре скрылась из виду.
Отрешённо проводив улетающую птицу взглядом, Ши Юаньчжун вдруг обнаружил, что его щёки мокры от слёз. Шквал событий, обрушившийся на клан за эти два дня, не оставлял времени для пространных размышлений, зато теперь, в миг краткого затишья, подкравшееся осознание ударило с особой силой и жестокостью. Пусть они вдвоём смогли сбежать из Яньванху, пусть Фэн Сяньцзян перебил невесть сколько заклинателей клана Тан — но что дальше? Байхэюань разгромлен, часть учеников находится в плену, часть — бесследно пропала, а сам глава клана, раненый и безоружный, вынужден скрываться в лесах, где на десятки ли вокруг нет ни одного людского жилища. Слабым лучиком надежды оставались лишь А-Мэй и учитель Тао, но сколько ещё пройдёт часов, дней, недель, прежде чем они смогут разыскать беглецов?
Фэн Сяньцзян не успел рассказать о том, что сёстры Ли отправились просить помощи в Юйшань. Отношения с кланом Ли что у них, что у самого Ши Юаньчжуна были слегка…натянутые ввиду того, что Ли Хэйсинь и Ли Сюин оставили дом вопреки запрету семьи, а сам Ши Юаньчжун, покинув гору Саньцин, увёл с собой одного из лучших учеников клана Ли. Хотя, если вспомнить — это ещё кто кого увёл… Та идея с путешествием всё же целиком и полностью принадлежала Фэн Сяньцзяну.
Но каким бы ни было прошлое, сейчас он не смел допустить даже мысли о возможной помощи со стороны клана Ли. Разве есть дело мастерам из Юйшаня до каких-то безвестных заклинателей, вздумавших идти наперекор уважаемому клану? Пора бы уже признать: никто не станет портить отношения с Тан Сюаньлином и его многочисленными подданными лишь для того, чтобы защитить бывших учеников. Слишком недальновидно, да и попросту бессмысленно.
После этих мыслей глаза защипало ещё больше. Чтобы окончательно не размякнуть, Ши Юаньчжун больно ущипнул себя за руку и решительно зашагал — или, скорее, заковылял — к воде. Хватит. Рана сама себя не излечит, а времени он потерял уже достаточно.