ал свою котомку и горбушку достаёт, Разломал её надвое и над мясом в дым суёт. Так держал он хлеб над мясом, тот впитал весь аромат, А потом он с этим хлебом собрался уйти назад. Я потребовал оплаты, ведь от мяса дым был мой, Он же аромат на хлебе собрался забрать с собой. Пусть он платит три монеты, у него в суме они. Рассуди, прошу, княгиня, мой убыток защити!» Смотрит девица сурово: «Расскажи-ка, странник, мне, Ты свой хлеб держал над дымом, там, где мясо на огне? Нищий отвечал, понурясь: «Да, княгиня, было так. Хлеб с водой – обед мой скромный, ты же видишь, я бедняк». «Значит, правда, наслаждался ароматом от углей? Но теперь придётся, братец, оплатить всё поскорей. Доставай свои монеты и давай мне, а уж я оплачу всё по закону, совесть так велит моя». Нищий хмуро снял котомку, и дрожащею рукой Достаёт он три монеты, всё богатство, весь покой. А княжна берёт монеты, зажимает кулачок: «Подойди сюда, харчевник, час оплаты недалёк». И харчевник, весь довольный, толстым брюхом воротясь, Подошёл к княгине стольной, рядом с нею встал, смеясь. Но княгиня, без улыбки, протянула кулачок и давай трясти над ухом: «Слушай-слушай, старичок, Этот звон – твоя оплата. Запах продал на обед, Так возьми себе в кошёлку этот медный звон монет. А тебе, бедняк, за честность дам в награду от себя Три серебряных монеты. И, харчевник, – три с тебя. Их отдашь ему как плату, что на суд его сводил. И чтоб больше ты с обманом никогда не приходил». А народ шумит, ликует, славит Юлию-княжну: «Видит Бог её правленье, В мире сохранит страну!» Вот на суд выходит стражник и поклон княжне даёт, Из толпы купца выводят, он за стражником идёт. «Помоги нам разобраться, кто-то кражи нам чинит, Вот купец, что стражу кормит, много на него обид. Каждый день зерно он мерит. Получает кашевар И, сварив, на стражу делит, но выходит мал навар. Каши вечно не хватает, и всегда на порций семь, Мы конечно разделяем так, чтобы хватило всем. Но куда зерно уходит, мы не можем угадать. Рассуди, княжна-надёжа, Как же татя нам поймать?» И княгиня смотрит строго На купца: «А ну скажи, Как ты меряешь все крупы, да в деталях покажи». А купец, ничуть не струсив, ухмыльнулся: «Я, княжна, Заключив со стражей сделку, мера мне, сказал, нужна. И тогда с палаты мерной принесли мне мерный ковш, В нём с пуда одна осьмушка, меньше ты не наберёшь. Ковш с калёною печатью, только им беру товар, Стражи всё всегда считают, сами, знать, крадут навар». Стражник вмиг насупил брови: «Как ты смеешь нагло врать, Что дружинники у друга будут жито воровать! Все в дружине словно братья, а иначе нам нельзя, Ведь в суровой смертной рати бьёмся как одна семья. А тебе скажу, княгиня, лично я ходил считать, И никак мне не понятно, как он может воровать? Ковш, наполненный до края, он своей рукой берёт И в мешки нам засыпает, вслух при этом счёт ведёт. Всё всегда по счёту точно, но когда ссыпаем в чан, То навара не хватает, не поймём мы, где обман». Призадумалась княгиня: «Не простые тут дела… Ну-ка ковш сюда несите», – вдруг приказ она дала. Слуги сбегали, вернулись и приносят мерный ковш, Ровные бока, без вмятин, где обман – не разберёшь. На боку печать калёна, от палаты мерной весь, Смотрит, думает княгиня: «Как найти нечестность здесь?» Вдруг протягивает руку: «Ну-ка, дайте посмотрю», – И берёт мерный ковшик в ручку хрупкую свою. Молвит стражник: «Я, княгиня, ковш осматривал не раз, Он такой же, как обычно, то, что видишь ты сейчас». Улыбнулася девица: «Всё понятно для меня, Чтобы здесь обман увидеть, не подходит длань твоя. Ты привык к мечу, к булаве и к тяжёлому щиту, Для тебя тот мерный ковшик как пушинка на ветру. Для меня же этот ковшик, сразу чувствую, тяжёл». А купец глаза таращит, аж весь пятнами пошёл. «Ну-ка, слуги, принесите мне жаровню да углей. Я хочу поставить ковшик подогреться поскорей». Тут купец трястися начал: «Да зачем же его греть? Невзначай он может треснуть или вовсе прогореть. Выдан мерною палатой, вон печать, их верный знак, Я ж не сам тот ковшик делал, да печать поставить как?» Но княгиня непреклонна: «Треснет, выдадим другой, Ты, купец, постой покуда, да напрасно тут не спорь». Вот внесли во двор жаровню, ковшик ставят на угли, Ждёт княгиня: «Друг мой стражник, ну-ка ковшик посмотри». Стражник глянул и заохал, взял за ручку, повернул, И над площадью разнёсся удивлённый люда гул. Из ковша на землю льётся жидким оловом ручей, В лужу на земле собравшись, застывает поскорей. Повернулася княгиня на купца: «Что скажешь мне? Ты посмел при всём народе вред чинить родной стране?!» А купец уж на коленях, молит: «Ты прости, княжна!!» Но княгиня молвит строго: «Что, полна твоя мошна? Виру на тебя наложим, сдашь сто двадцать кун в казну, Торговать на год в запрете, растрясёшь свою мошну. И молчи, ведь будь ты нынче на суде в другой стране, Из ковша метал тот жидкий влили в горло бы тебе». Как сказала, отрубила, лишь качнула головой, Знает стража, знают люди, счастье быть с княжной такой. Суд окончен, вечер в окна, ходит по небу луна, На притихший спящий город смотрит Юлия-княжна, Губы пухлые в улыбке, вспоминает детства свет. Как отец ей был учитель и на всё давал ответ. Завтра снова будет утро, спит Гардарики земля, Для страны защитой будет их княгиня Юлия. Апрель 2019 г. (МЛ)