Та виновато поднимает голову при моем приближении и машет. Помню, как она сказала: «Я теперь особо этим не занимаюсь». Она имела в виду, что не занимается этим для меня.
– Привет, девочки.
Жалко улыбаюсь, смотрю на выложенные на столе старшие арканы – справедливость и суд, умеренность и сила – и гадаю, на какой вопрос Тесс получила ответ, есть ли то, в чем она не уверена. Интересно, какие у них с Патриком отношения, рассказывает ли он ей дурацкие шутки, когда она тревожится. Укладывает ли он ее спать, когда ей снится плохой сон. Ощущаю знакомую боль в груди, словно мышца, которая зажила неправильно, снова порвалась. Он двинулся дальше, молча напоминаю я себе. Все двинулись дальше.
Кроме меня.
У Патрика теперь новая девушка. У Имоджен новая лучшая подруга. Бристоль должен был стать великим новым стартом, но реальность такова, что там я тоже была привидением. Я затаилась. Делала домашнее задание. Была замкнута. Я считала проведенное в частной школе время тюремным заключением, и по большей части оно мне подходило.
Но сейчас, проведя дома две недели, я понимаю, что все еще отбываю срок.
– Могу после этого и тебе разложить, – предлагает Имоджен, перевернув четверку кубков и положив ее на стол. Вероятно, это оливковая ветвь, но я слишком истощена и обижена, чтобы взять ее. Качаю головой и поднимаю кошелек. С опозданием понимаю, что ничего не расскажу ей про Джулию. Мне здесь совершенно не с кем поговорить.
– Мне пора бежать, – говорю ей, желая снять нас обеих с крючка – я потеряла ее, была беспечна, как и потеряла все, что у меня было. Тут и карты не нужны, чтобы это понять. Я уже осознаю, что я – дура.
День 17
На следующий день Гейб приходит в гостиницу с двумя стаканами кофе и моей толстовкой, оставленной на вечеринке.
– Держи, Золушка, – говорит он. Фабиан, убежавший в кабинет Пенн, чтобы радостно объявить о приходе ко мне парня, в открытую подглядывает за нами из-за обитого парчой дивана в лобби.
– Золушка потеряла туфельку, – сообщаю Гейбу, разворачиваю Фабиана за плечи и отправляю его найти сестру, подтолкнув между лопаток. – А не грязную толстовку для бега, полученную в девятом классе.
Гейб улыбается.
– Спасибо, но я знаком со сказкой.
– Спасибо тебе, – исправляю я, – что забрал ее и все такое.
Занимаю себя пластиковой крышкой на стакане, дольше нужного возвращая ее на место. Знаю, нет никаких причин смущаться Гейба – если я шлюха, то и он тоже, верно? – но вся жизненная сила, сподвигшая меня согласиться прийти на вечеринку, как будто стерлась под напором произошедшего за последние дни. Во мне словно совсем не осталось сил бороться. Думаю, никто не подкидывал презервативы в шкафчик Гейба.
– Эй, ты чего? – Гейб, точно прочитав мои мысли, делает шаг ко мне и наклоняется, чтобы поймать взгляд. – Мы в одной лодке, помнишь? Ты и я. – Он трет шею и качает головой. – Слушай, знаю, тебя завалило дерьмом, когда все стало известно, и мне стоило сказать все намного раньше. Отстойно, что я этого не сделал. Но ты и я этим летом и в любое время – мы в одной лодке.
Я улыбаюсь, сама того не желая, и довольно краснею. Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз кто-то находился со мной в одной лодке, но не получается. Возможно, на треке.
– Правда? – поддразниваю я, губы кривятся. – Партнеры в стыде и унижении?
– Именно. – Гейб легко смеется. Не могу понять, то ли с него всякая беда, как с гуся вода, то ли он родился политиком, мастером закручивания сюжета и пиара. Патрик никогда таким не был: все его чувства всегда отражаются на лице, как знак на трассе, никаких секретов. Это мне нравится в нем больше всего, точнее, нравилось.
– Слушай, – говорит Гейб, устроившись на краю дивана, словно тусуется здесь каждый день. – Будучи грязными испорченными подлецами, как насчет сбежать отсюда? Куда-нибудь прокатиться?
– Гейб. – Качаю головой, хотя все еще улыбаюсь ему, и эта улыбка мне все больше кажется не просто дружеской. Сейчас мне хочется сказать «да», равно как и отказаться. – Я работаю.
Гейб выгибает брови.
– Иногда же надо делать перерыв, верно?
– Я… да. – Менее, чем через час, но все не так просто. Не может все быть так просто, вот и все. – Твоя семья меня ненавидит, – напоминаю ему. – Если мы оказываемся друг к другу ближе, чем на пятьдесят шагов, – это катастрофа. Думаю, весь Стар-Лейк совершенно не против того, чтобы я оставалась в своей комнате и все лето смотрела документальные фильмы. В смысле, я жду не дождусь фильма про фермеров, выращивающих огромные тыквы ради денежных призов, поэтому…