«Я это заслужил… Никто не должен убивать людей, даже если это касается жизни другого человека.» — мой голос дрожал и хрипел, пока я пытался заглушить боль в своем теле, играясь с чувствами Тридцатой. Я должен был строить из себя гордого тупицу, дабы она видела меня слабым и беззащитным мальчиком. Слабые люди всегда симпатизируют поверженным. Психология.
«Прекрати говорить чушь! Хоть ты и младший брат, но ты поступил как настоящий мужчина! Поступил так, как не поступил бы Старший! Ты заступился за свою сестру, сражался за нее и спас ее! Разве этого недостаточно?» — ее голос был более-менее сдержанным, но ее тон буквально грел мою душу. Она хвалила меня своими словами, словно я и впрямь сделал что-то по-настоящему… особенное. Успокоившись, она вернулась к столу, повторно протерев мои раны каким-то раствором, после чего снова принялась прожигать мои раны, которые еще не успели затянуться. За делом, она произнесла едва различимое — «Он когда-нибудь… поплатиться за это.» Я уже мог верить ее словам. Возможно, в будущем, Первый поплатится не только за свою ложь, но и за эту… жажду власти.
Я упустил завтрак, потому мне пришлось проводить остаток времени в ожидании обеда. Вся моя спина ныла и сгибалась из-за неугасающей боли, но я держался. Чтобы успокоить нервы и смыть с себя кровь, я решил пойти в душ. Сняв с себя штаны и рубашку, я взглянул на свою спину через двойное зеркало, показывающее мое отражение с обеих сторон. Вся моя спина была истерзана. Темно-красные линии шли по моей спине во всех возможных направлениях. Какие-то из них были короткими, какие-то были более яркими и проходили от плеча к талии. Словно клеймо, эти раны украшали мою спину. Теперь это будет напоминанием не только для меня, но и для остальных. Вот… что станет с нарушителями порядка. Так же это было клеймом позора, и я был самым первым в семье, у кого было такое клеймо. По крайней мере… я так думаю. О плохих вещах в семье никто не разговаривал, а старые ошибки и плохие поступки быстро забывались. Вот только я не думаю, что подобное забудется. Вздохнув, я отошел от зеркала и положил свою одежду в контейнер для грязного белья. Когда контейнер закрылся, едва различимый гул начал доноситься из-за стены. Моя одежда ушла в стирку — вот что этот гул значил. Я также снял с себя нижнее белье, бросив его в тот же контейнер, после чего прошел в следующую комнату. Это был мужской, общий душ. Обычно мои братья и сестры ходят в душ группами, но сейчас у них нету времени на это. Именно по этому поводу я решил сходить в душ именно сейчас. Не хотелось показывать всем мои раны. Только я прошел в дальний угол, встав на мягкий, резиновый квадрат зеленого цвета, как на меня начала литься теплая вода из душа. Вода становилась теплее, пока я стоял и не двигался, наклонившись вперед. Мне было больно, но эта боль быстро затупилась под приятными чувствами теплой воды.
«Братик…» — Знакомый, нежный голос, эхом прошелся по душевой. Это была Девяносто восьмая, и она стояла прямо позади меня. Только я собирался обернуться, как она взвизгнула, направив мое лицо руками в сторону стены. — «Н-не вздумай поворачиваться…! Пожалуйста.» Я едва мог держать себя в руках. Моя сестра сейчас находилась в мужском душе. Голая. Рядом со мной. Заметь это кто-нибудь из семьи, и нам не избежать вопросов.
«Ты совсем рехнулась?! Мы же…» — я старался говорить шепотом, но мой гнев в нем был вполне различимым и четким. Девяносто восьмая аккуратно прикрыла мой рот ладонью, слегка прижавшись ко мне. Она слегка надавила на мои раны, заставив меня вздрогнуть и протяжно промычать, стиснув зубы, сдерживая крики боли. Она поняла это, отпрыгнув назад.
«П-прости… Я просто…» — она была напугана и покрывалась стыдом, но не уходила. Подойдя вновь, она начала шептать причины своего поступка, стараясь сдерживать дрожь в голосе. — «Я хочу… помочь. Я должна заботиться о своем братике. Ты заботился обо мне, а я позабочусь о тебе.»
«А если…» — она проняла меня с полуслова, перебив меня.
«Близнецам можно мыться вместе. Так Вторая сказала. Это не должно касаться нас, но раз уж правила не упоминают деталей…» — она говорила спокойно, сдержанно, мягким тоном. Ей будто нравилось объяснять мне причины… но что-то остановило ее. Она аккуратно провела пальцами по моим ранам, словно разглядывая их. Может она и касалась их, но она делала это так нежно, что я забывал про боль. Я переставал ее чувствовать. Девяносто восьмая вновь прижалась к моей спине, аккуратно обняв меня, после чего протянула руку вперед, нажав на небольшую, черную кнопку. Кнопка вытянулась вперед, после чего она взяла ее в руку и потянула на себя, вытащив из стены. Эта кнопка представляла собой жезл-щетку для душа, которую можно было воспользоваться в любой возможный момент. Щетка была довольно жесткой, но она знала, как это исправить. Она отвинтила наконечник и вытащила часть щетки, вывернув ее наизнанку, после чего вставила часть щетки обратно и завинтила кончик. Теперь это была удобная губка, или даже жезл-мочалка. Именно этой губкой она старалась омыть мою грудь и спину, но она все же предпочитала делать все руками, собирая мыльную пену с губки. Я не мог двинуться, произнести слова, повернуться или даже взглянуть на нее. Я стеснялся, боялся… смущался ее. Все, что я мог сделать, стискивать зубы и терпеть. Мое воображение играло со мной, но я все же думал, что ей нравилось мыть меня… И это казалось правдоподобной теорией. Спустя мгновение, она ловко обошла меня и крепко прижалась, продолжая мыть мою спину. Даже когда на ее лицо горело от смущения, она довольно улыбалась, приподняв голову, слегка прикрывая свой глаз. Я же опустить глаза не мог, так как я мог увидеть то, чего я видеть не должен. Она протянула мне жезл-мочалку, двигая им перед моими глазами.
«Ну не стой столбо-ом! Помогай мне!» — это звучало так, словно она была чем-то недовольна. Словно это было приказом. Я не решался пойти против ее воли, аккуратно проводя кончиком жезла по ее спине. Так как я не мог смотреть вниз, мне пришлось гадать, где находится определенная часть ее спины и где сейчас мочалка. Это заставило меня ошибиться и сделать что-то, что заставило ее вздрогнуть, издав слабый стон. Что я сделал и что я задел — не знаю, но это заставило меня действовать аккуратнее. Спустя мгновение, сестра сама остановила меня, отобрав жезл.
«Братик…» — произнесла она, сильнее обняв меня. Не знаю почему, но она начала плакать. Или же… это была вода из душа… — «Больше никто не причинит тебе боли. Я не хочу, чтобы ты страдал. Я буду стараться. Ч-честно.»
«Просто постарайся… Эх… Постарайся не привлекать лишнего внимания. Если уж ты занимаешься…» — она вновь перебила меня, но на этот раз она специально наклонила мою голову, прижав указательный палец к моим губам.
«Постараюсь. О-обещаю.» — она не сразу поняла глупость своего поступка. Улыбка смылась с лица, краски стали ярче. Ловкой рукой она нагнула мою голову назад, оторвав от меня свой взгляд. Теперь ее голос слегка дрожал. — «Я… п-пойду оденусь.»
Я никогда не чувствовал себя так… странно. Боль все еще чувствовалась где-то внутри меня, но она постепенно утихала, превращаясь в нечто приятное. Неописуемое. Либо это потому, что меня покрывало потоком теплого воздуха, высушивая меня, либо… из-за проведенного времени в душе. Пока я стоял под потоком воздуха, выходящим из-под пола, я прихватил свежую пачку с чистой одеждой. Это была моя старая, уже постиранная одежда кристально-белого цвета, без пятнышка или катышка на ней. Вся эта одежда была постирана, проглажена, вычищена и аккуратно сложена в тонком, прозрачном пакете. Мне не составило труда вытащить одежду из пакета, надев на себя нижнее белье и штаны.
«С легким паром, братик!» — Девяносто восьмая подбежала ко мне и обняла, довольно улыбаясь. Из нее прямо веяло хорошим настроем и теплом, не говоря уже про приятный запах, исходящий от ее чистой, нежной кожи. Даже не знаю, почему она была так счастлива. Обнимая меня, прижимаясь к моему плечу щекой, она аккуратно водила пальцами по моей спине, вырисовывая непонятные узоры.