Каждый, кто стоял около стола со мной… Каждый, кто слышал меня. Все оцепенели, не подавая никаких эмоций. Статуи, устремившие на меня свои взоры. Обращая свое внимание на меня и только на меня. Никто не смел издать и звука. Никто… не двигался, наблюдая за моими попытками освободиться от оков. Даже моя сестра, прикрыв рот руками, шокировано отходила назад, не веря в происходящее. Когда я успокоился, вглядываясь в ее глаза… В моем левом ухе внезапно начало звенеть, а по щеке прошлась дикая боль, которую мне никогда еще не приходилось испытывать. Тридцатая дала мне очень сильную, быструю, практически молниеносную пощечину.
«Неблагодарная сволочь!» — прокричала она в мое оглушенное ухо, после чего сделала очередную пощечину, но тыльной стороной ладони, по другой щеке — «Мы, твоя семья, встали за тебя стеной! Отдали за тебя свои жизни! И вот так ты нас благодаришь? Подобными словами?! Даже я, полностью ломая все правила и логику, решила дать тебе возможность…»
«Какую возможность?! Возможность убить еще кого-нибудь?!» — гнев в моем голосе пробирал до костей. Я повысил голос на Тридцатую, даже не задумываясь о последствиях. Вся «семья» могла разорвать меня на куски, словно стая разъяренных собак. И даже тогда — я продолжил. Устремив свой взор… в глаза самой смерти. — «Если да, то поздравляю! Я продолжаю убивать людей! А семья? Какая семья?! Здесь нету братьев! Здесь нету сестер! Мы даже не одной кро…» На этот раз, я полностью заглох. Остыл. Закрыл свой рот и прикусил язык. Вторая аккуратно отодвинула Тридцатую в сторону и ударила меня прямо в горло, заставив потерять возможность дышать, после чего она сильно ударила меня прикладом пистолета в грудь. Я даже не мог вскрикнуть от боли, так как весь воздух из моих легких вылетел моментально. В мгновение. Даже сестренка чувствовала мою боль, схватившись за горло и грудь, начиная кашлять вместе со мной.
«Прекращай психовать и слушай меня, Девяносто девятый. Да, мы не одной крови. Да, мы не являемся кровными братьями и сестрами. Ни тебе, ни Девяносто восьмой. И знаешь что? Мне насрать. Тридцатая мне не сестра — Мне насрать. Первый мне не брат — Мне насрать. Даже ты, твоя сестра-близнец… Вся, чтоб ее, семья — не семья мне! Мне насрать!» — ее голос, тон… каждый звук, выходящий из ее горла… был невыносимо громким. Вторая оглушила меня. Вывела из равновесия. Полностью отняла мою способность думать и размышлять. И пока она пронзала мои уши своим звонким и громким тоном, она рассматривала всех вокруг, не утихая. — «Я прожила достаточно, чтобы узнать каждого из вас! Я прожила свою жизнь так, что привязалась к каждому из вас! Да чтоб вас… Я даже готова переспать с каждым из вас, если на то будет причина! И если вы думаете, что кровь и родословная — важная часть семьи… Вы будете хуже Первого! Вы будете хуже того говножора и троглодита Первого, вылизывающего ботинки тупоголового старикашки DS8! Мы все росли семьей, мы все сражаемся семьей, мы умрем, чтоб вас, семьей! Убил ли ты своего близкого или нет — мне по боку! Сейчас, в этот самый момент… Вы либо будете сражаться семьей, либо сдохните без нее! Третьего не дано!»
Речи Второй закрепили… веру семьи. Все до единого согласились с ее словами, хором выкрикивая свое мнение. Никто не шел против течения. Даже моя сестра, которая была не в состоянии плакать, вжимаясь в мою грудь лицом, обнимая так крепко, как только это возможно, старалась удержать меня в этом течении. Она хотела молить о пощаде, но вся ее сущность шла против этой идеи. Она хотела бороться за меня. Защитить меня и показать всем свою серьезность. Забрать меня и убежать. Но как бы она не пыталась докричаться до Второй — она не слушала. Лишь смотрела, не отрывая глаз. По крайней мере… она так думала.
«Мольбы оставь для солдат, сестренка. И Девяносто девятого… можешь полностью забрать себе. Пока вы являетесь частью семьи — я все пойму. Пойму также, как и ваши прошлые преступления.» — Вторая говорила спокойным, тихим голосом, позволив братьям и сестрам притихнуть, вслушиваясь в ее слова. Она обращалась не только к нам, но и ко всем остальным. — «Я поняла, зачем ты убила брата Семьдесят восьмого, стараясь удержать тайну от ушей Первого. Я поняла и приняла тот факт, что ты собиралась убить всех, кто мог сдать тебя Старшему брату. Ты хотела пожертвовать своим братом-близнецом ради этой цели. Даже Тридцать третья решилась на убийство, лишь бы не дать Первому шанс уничтожить нашу семью целиком и полностью. Я смирилась с потерями. И, честно говоря… Я бы сама поступила подобным образом, если бы подобные тайны достигли моих ушей. Сама пыталась бы вывести его на публичный обзор и выбить из него всю гниль, которую он прятал от нас. Сейчас… все, что я могу сделать — дать вам покой и отдых. Вы свое дело сделали. Настал наш черед.»
Я не знаю, что хотела сделать Вторая. Какой был ее следующий шаг? Все, что она сделала с нами — заперла меня и сестренку в медицинской капсуле. Я не слышал криков, разговоров, шумов и звуков… Ничего, кроме медленно окутывающей тишины. Я лежал в капсуле и громко кашлял, закрыв глаза от боли, пока моя сестренка, на лице которой все еще сохранялись оттенки кошмара и испуга, крепко обнимала меня, стараясь успокоиться. Мы оба были напряжены. Не могли сомкнуть глаз или спокойно вздохнуть. А как же еще? Кто бы мог оставаться спокойным в окружении стольких людей, готовых убить тебя за любое плохое слово в сторону своей семьи? Кто бы мог оставаться в своем уме… после таких объемов насилия, стресса, агонии и страха? Один раз мне уже довелось окончательно обезуметь, и я понимал всю суть насилия. Все чувства, от боли до дрожи… Я все это испытываю без остановки. Мое тело помнит все, что со мной произошло. И… даже сейчас, в тишине и спокойствии… Я не сразу понял своих ошибок. Мои губы могли бы быть закрыты всегда, удерживая в себе страшную правду. Я должен был молчать. Но, признаю… После всего, что произошло со мной… Логика исчезла. Испарилась. Я делал то, что считал нужным. Что считал правильным. В этом случае — решением, которое меня прикончит. Окончательно. Я не задумывался над последствиями. Лишь шел вперед, вслепую. Только Вторая дала мне… истинный шанс на искупление. Она доказала мне истинную суть «семьи». Я высказал свою правду, а она — свою. Остается только смириться с этим и принять во внимание. Люди, с которыми я рос, остаются мне семьей. Братьями и сестрами. И пока я принимал этот факт, вбивая его в свою израненную голову, моя сестренка сильнее и сильнее обнимала меня, нашептывая что-то.
«Убью… Всех… До единого…» — моя сестренка была готова сойти с ума, судя по ее тихим, едва различимым словам, дрожи в теле, легкому покачиванию и плотно закрытому глазу. Я не хотел спрашивать о том, что у нее на уме. Все было ясно, даже если прочитать ее мысли. Спокойно выдохнув, я поцеловал ее в висок, перехватив ее внимание. Она хотела видеть лишь меня. Счастливого. Живого. Здорового. Я тоже этого хотел. Наше желание было… одним целым. И если мы оба хотим его исполнить — надо держаться вместе. Не падать духом. Не терять надежд. Стараясь ее успокоить, я прижимал ее голову к своему плечу, поглаживая большим пальцем ее покрытие, нашептывая ей лишь несколько слов. Снова и снова, не останавливаясь.
— «Скоро это все закончится. Я обещаю.»
Мой сон не был долгим. Яркий свет разбудил меня, заставив прикрыть глаза рукой, стараясь разглядеть темноватую фигуру, оказавшуюся у меня перед глазами. Это был Нулевой. Он хотел поговорить со мной. Даже сквозь его шлем я мог увидеть его эмоции, которых у него не было. Он смотрел на меня и мою сестру. Оценивал наше состояние. Легким взмахом руки, он попросил меня присоединиться к нему и обсудить что-то важное. Отказывать ему в этом я не смел, ведь Нулевой стал для меня одним из тех, кому я старался доверять и верил каждому плану или слову. Он был единственным, кто знает все об Инкубаторе. О том, как все работает и движется. Без него… ничего бы этого не случилось. Никто бы не смог пойти против «Белых». Я аккуратно вылез из капсулы, стараясь не разбудить свою спящую сестренку, после чего закрыл капсулу, оставив ее в ней. Нулевой уже написал все в планшете, передавая его мне. Читая все его записи, я заметил, что Медицинский отсек был менее оживленным. В основном все отдыхали в капсулах, или даже на медицинских столах. Некоторые занимались своими делами, вырезая что-то из обеденных столов, стульев и прочих металлических объектов плазменным резаком. На чтение записки Нулевого у мене не ушло много времени: