Полигон представлял собой большую комнату, разделенную на несколько частей. Эта была одна из тех комнат, в которой стены были покрыты не сафиритовыми пластинами, но нанопластидном — гибким и прочным сплавом из трех металлов, представляющим собой широкую, сероватого оттенка, пластину, закрывающую собой стены полигона. Подобный материал не оставлял на себе следов от пуль, царапин, грязи, не горел и всегда оставался гладким, словно его никто… и не трогал вовсе. Девяносто восьмая сейчас находилась в одном из отделений полигона, практикуясь в стрельбе. В одиночестве. Я мог слышать глухие хлопки, издаваемые ее пистолетом. Она стояла в одной из пяти кабинок, метко стреляя по округлым целям из нанопластида. Датчик издавал легкий звон, когда она попадала по цели, отображая детали на экране слева. Я стоял за ее спиной и наблюдал за отчетом на экране. Сестра не сразу заметила меня и была сильно удивлена моему появлению, резко повернувшись ко мне лицом. Повернулась она не полностью, так как пистолет, который она держала в руке, не мог пройти через барьер-анализатор. Эти меры безопасности не раз доказывали свою пользу в подобных случаях.
«И-извини. Я не ожидала увидеть тебя за моей спиной.» — с этими словами, повернувшись обратно, она аккуратно положила пистолет на стол, заранее вынув обойму и разрядив его. Только потом она повернулась ко мне и встретила меня с теплыми объятьями. — «Рада тебя видеть, братик.»
Время шло незаметно рядом с моей сестрой. Мы практиковались в стрельбе и даже соревновались друг с другом. На точность, скорость, экономность, попадания… И даже когда мы сосредотачивались на стрельбе, у нас получалось поговорить друг с другом и задать парочку вопросов на какие-то определенные темы. Сестра была очень хороша в стрельбе и не раз одерживала победу надо мной, выходя вперед на последних секундах. Я не удивлен этому. Пока я читаю книги, она днями сидит в полигоне. Это было единственное оправдание ее точной и быстрой стрельбе.
«Я снова обогнала братика! Хаха~! А говорили: „мальчики рождены для оружия“. Доказала обратное! Снова!» — с улыбкой на лице и радостными речами, прыгая от радости, она взглянула на меня через полупрозрачную панель, разделяющую наши кабинки. Она не видела на моем лице улыбки и тоже перестала радоваться своей победе, разглядывая мой угрюмый вид. — «Ну не расстраивайся ты так, братик. Это ведь всего лишь… игра. Развлечение.»
«Я не расстроен! Просто…» — мне пришлось убрать от нее свой взгляд, задумавшись над оправданием. Нет, я не был расстроен поражением. Я был расстроен… по другой причине.
— «Новость Первого… Я все еще не верю, что он так бессердечно относится к нашей матери. Отказывает нам в возможности повидаться с ней. Мы должны попрощаться с ней и уделить ей время, ведь мы — ее дети, разве нет? А он…» Мои слова заставили Девяносто восьмую задуматься. Подобная тема изменила ее настрой, но она не прекращала улыбаться мне. Этим она поддерживала меня. Грела меня.
«Я не знаю… как воспринимать его слова, братик. Может он и врет, но для этого у него должна быть серьезная причина, ведь он не будет врать своей семье, верно?» — ее тихий и спокойный тон никак не повлиял на ее слова. Они не успокоили меня, не заставили задуматься… Я уже знал, каким вопросом покрыть их и как отреагировать.
«А если он просто не хочет подпускать нас к маме? Если вся эта… болезнь и прочие его отмазки — просто ложь, а увидеть ее — не составит труда?» — ответа на мой вопрос не последовало. Сестра лишь отвела свой взгляд на пистолет, перезарядив его и коснувшись панели пальцами, запустив очередную волну целей. Я последовал ее примеру и сделал все, что сделала она, дополнив свой вопрос несколькими словами. — «Я бы сделал все, чтобы увидеть лицо моей мамы. Поговорить с ней. Даже если я рискую заболеть ее болезнью…»
«Даже если тебе придется пожертвовать жизнями своих братьев и сестер?» — вопрос моей сестры прозвучал внезапно, заставив меня промазать по цели. Она сказала это в серьезном тоне, не отрываясь от своих задач. В ее голосе… не было того привычного тепла. Тем не менее, я серьезно задумался над ее вопросом. Наше молчание длилось несколько секунд, и за эти несколько секунд я успел сосредоточиться и догнать ее по счету. Мой ответ был окончательным в этот момент, и я серьезно ответил на ее вопрос, разрядив пистолет. — «Жизнь одного не стоит жизни многих… Но… Я бы пошел и на это.»
Я проводил свои дни рядом с Девяносто восьмой. Сестра все еще нуждалась в моем присутствии, пока Девяностый ищет нам работу. Семья успела забыть про новости Первого спустя пару дней, медленно приготавливая подарки для нового члена семьи, который должен вот-вот появиться на свет. Все шло, как обычно. Завтрак, сбор, развлечения, обед, чтение, ужин, сон. Порой я даже задавался вопросами о моем окружении. Где сейчас Великая мать? Как ей помогают «Белые»? Кто они вообще такие? Иногда вопросы заводили меня так далеко, что я не мог ответить на них, не нарушив пару правил, чего я… не буду и не собирался делать. Великая мать… Она дала нам жизнь, собрала нас вместе, дав нам возможность вырасти среди всех остальных. К сожалению, я не помню ничего из моего раннего детства. Никто не помнит. Я помню только… как я был в окружении своих братьев и сестер, и я даже не знал их в то время. Тогда я был напуган и едва сдерживал слезы. Потом я начал заливаться слезами, а сестры пытались успокоить меня, обнимая, целуя и поглаживая. Мне тогда было… примерно пять лет. Хотелось бы вспомнить что-то более раннее и важное, но я просто не мог. Я был не в состоянии вспомнить свое прошлое.
Очередное утро, очередной галдеж моих полусонных сестер и братьев. Девяносто восьмая и Девяностый разбудили меня, открыв капсулу, вытаскивая меня со словами: «Подъем, сонная голова!». Я шел вслед за ними, прислушиваясь к словам сестер и братьев, проходящих мимо. Все, как обычно. Умывшись, я составил компанию Девяносто восьмой, делясь с ней очередной упаковкой с десертом.
«Братик… А где Первый? Я не вижу его в столовой.» — ее слова заставили меня оглядеть столовую, пристально наблюдая за всеми, выискивая до боли знакомое лицо моего Старшего брата. И он был не единственным, кого я не смог найти.
«Где весь Старший ряд?» — спросил я. На мой вопрос отреагировала не только Девяносто восьмая, но и мои братья и сестры, сидящие рядом со мной. Ответ не заставил себя ждать. Динамики издали легкий гудок, после чего все затихли, ожидая сообщения. Все, что исходило из динамиков — едва различимые голоса и звуки… словно кто-то переводит дыхание.
«Собраться в зале. Немедленно!» — голос Первого заставил всех вздрогнуть от громкого и строгого тона, который он никогда раньше не использовал. — «Пятый! Восьмой! Шестой! Не впуск…» Сообщение оборвалось на этих словах, и динамики, с легким щелчком, отключились.
Никто не понимал, что происходит. Первый прервал их от завтрака, и вся семья, не торопясь, добралась до зала, формируя нужный строй. Даже когда ряды были сформированы… Первого нигде не было видно. Весь старший ряд отсутствовал, а потом еще все начали шептаться на счет отсутствия еще одного человека. Семьдесят восьмой не присутствовал на сборе. Его не было в строю. Спустя несколько секунд, в зал вбежал Первый. Он мчал вперед, тяжело дыша, после чего запрыгнул на площадку, схватившись за лекторную стойку, переводя дыхание. Около двери появились остальные братья и сестры из Старшего ряда, но они просто стояли у дверей и переводили дыхание. «Что происходит?» — единственные слова, которые проходили среди рядов моих братьев и сестер.
«Не паникуем… Братья и сестры… Случилось страшное…» — едва дыша, Первый оглядел всех нас, после чего громко вздохнул. Его новость потрясла всех в зале. Это было… Никто не был готов к этому.
— «Семьдесят восьмой… Найден мертвым в своей капусле.»
========== Часть 2:… а у плохих есть крылья. ==========
Смерть нашего брата стала настоящим ударом в самое сердце семьи. Страх наводнил комнаты и коридоры. Эта новость стала настоящей трагедией, которая не исчезнет через день или неделю. Это останется в нас надолго, словно шрам или зияющая рана. Стараясь успокоить всех в зале, Первый продолжал объяснять ситуацию.