Выбрать главу

Ну а достоинств в фигуре Вячеслава Арнольдови­ча хоть отбавляй! Ступает по земле основательно, всегда с какой-нибудь папочкой, в костюме, при модном, но в меру, галстуке; всегда знает в какой момент какое слово нужно произнести и как произнести, и кому. И на годы планы имеет, день ото дня в эти планы коррективы серьезные вносит. Мыслит неустанно, и пото­му со всей ответственностью можно заявить, что исполин Вяче­слав Арнольдович! Кентавр!

Да вы только посмотрите, как он во­просы задает, как слушает, как кивает, как сморкается и зевает в обществе, как ест, как думает, как идет и извиняется, если кого ло­котком заденет. И не то, чтобы там присюсюкивает или альфон­сом крутится. Не то! тут весь смак в цельности натуры, в том, что если человек и смущается или мнется, так совсем не потому, что сбит с толку и запутан, а потому, что его цельности что-либо ме­шает, и механизм защиты уникальности обороняться начинает.

Это еще понять нужно.             А с женщинами?! Нет, он просто аристократ! В благо­родном смысле, как это бывает.

Тут уж я эмоций не удержу. Скажу со всей страстью. Будь что будет.

Люблю я его, он мне дорог, близок и мил. Еще бы! Как мне его не любить, ведь это я его нашел и помог открыть. Вам по­нравился его юношеский дневник? Какие мысли! Какие усилия к Высшему! Зря он чтение прервал. Вот бы и дальше почитать, дальше лучше: размах, объемы и ситуации.

Очаровашка! Так бы и пошел с ним рука об руку до конца жизни и напоследок кисть бы долго и мучительно жал, облобызал бы всего и высох бы от горючих слез. Честное слово! Герой! И какой герой! Класс! Су­пермодерн! Герольд! Ваятель! И все самые лучшие выражения.

Вы не беспокойтесь, я не автор. Куда уж мне! Я вон — при­личным языком поговорил и в жар бросило. Не могу без эмоций и своего личного мнения. Я приближенный. Бывший сосед Вя­чеслава Арнольдовича.

Давно я уже живу в другом городе, а Вя­чеслав Арнольдович в третьем. А жена его (тоже бывшая) — в четвертом, вместе с дочуркой, кровинушкой Вячеслава Арноль­довича, проживает. Потому-то Вячеслав Арнольдович теперь сам по себе, свободен, и, как он правильно про себя заметил, — в полном расцвете сил. Тридцать восемь лет. Кровь с молоком и земляникой! Раньше в таком возрасте только-только жени­лись, только-только жить собирались. Так что от него о-го-го че­го еще можно ждать.

Вы тут спросите: "А какого же черта вы, дурацкий инког­нито, встряли в повествование или во что там еще? И вообще, что все это значит?"

Законные претензии. Я всегда уважал в лю­дях осторожность. Я и себя ценю за это доброе качество.

А дело в том, что я нахожусь здесь, веду беседу или, если вам угодно, разбалтываюсь по воле автора. Автор-то самым чудес­ным образом разузнал, что я бывал у Нихиловых. Я и невинным свидетелем драки оказался. Честно говоря, драки-то и не было. Нанес Вячеслав Арнольдович один единственный удар. Кровь пошла, а потом и раскаяние хлынуло. И этот чудесный дневник я прочел однажды одним из первых.

"Совершенно случайно?" — спросите вы.

В том-то и дело, что не случайно. Болезнь у меня такая. Как клептомания. Только я не ворую. Мне чужих вещей не нужно.

Я, видите ли, был слесарем высокой квалификации. Но это не главное. Главное, что меня на сокровеннее тянет, на душевное, на, извините, интимное... Я теперь на пенсии, так что весь день дома, и сами понимаете...

Нет? Не понимаете!

Батюшки, да по квартирам я хожу. Ключей и отмычек у меня целая стиральная машина. Я ею не пользуюсь, так зачем зря место занимать? — я в нее свои инст­рументы складываю. И еще у меня есть — коллекция, единствен­ная в мире. Но о ней чуть погодя.

В жизни своей я многими вещами увлекался, пока не при­шел к истинному действу, и вот тогда-то мне воздалось стори­цей, тайна блеснула мне прямо в очи. Лучезарностью одарила меня стезя...

 

Так вот, меня последнее время все за пределы подъезда тя­нуло. Заприметил я одного любопытнейшего экспоната. Поход­ка летящая, прохожих будто не замечает, не пьет, холост и поч­ти весь день дома. А уходит неизвестно куда и зачем, и что ме­ня взволновало: абсолютно никто у него не бывает. В доме на­против живет.

Ох, как у меня руки зачесались! Вариант всем ва­риантам! Нюх у меня на скрытое. Зайти бы, думаю, бельишко перебрать, одним глазком на фотокарточки взглянуть, пись­мишки полистать, если таковые имеются, во все дырочки да тай­нички заглянуть, понюхать, чем веет и куда несет. Наши-то в подъезде все как облупленные, никакого движения, изо дня в день на одном уровне, и надоели мне хуже пареной репы.

Сами понимаете, ни одной сколь-нибудь захватывающей, будоражащей личности, кроме Нихилова, не было. Встречались, конечно, и интрижки, и измены, и каверзы, и грешки, и подоп­леки - то правовые, то нравственные. Я по простоте душевной на первых патриотических порах и давал знать куда следует. Да только бесполезное это дело, методы мои с общепринятыми не совпадают, и тогда плюнул я, стал собирать материалы, кропот­ливо их скапливать. А вот как на Нихилова наткнулся, тут уж меня Сам заинтересовал. Сам Человек, общественная природа его, влияние на гармонию мира.