Вот это да, ну Оксана! Великолепно. Силовую установку сломала! Женщина!
Забирает ее Будорага своими фантазиями.
Чья же теперь судьба выведет теперь меня к Глебу?"
Он вздохнул, встал над трупом, накрыл это каменное лицо воротником тулупа, последний раз оглядел это безобразное помещение и ушёл — с чувством неудовлетворенности, какой-то тревоги и пустоты.
Ему нужно было торопиться. Через неделю Ледник будет в городе, дела не оформлены, кое с кем успеть распрощаться и подготовиться (внутренне) к уходу через Окно.
* * *
Будорага безучастно покоился на диване. Отвернулся к стене и явно не спал. От чая он чуть слышно отказался, мотнул головой, а Трагик не настаивал.
Глот что-то быстро писал за столом. Трагик с Комиком глотали из эмалированных кружек чай, разбавленный вонючим коньяком.
Явились они чуть живые, мокрые и пьяные. Глот их быстро привёл в чувство, дал выспаться.
- Ох и удружил, спасибочки, Глот! - Трагик повеселел, но его не покидало задиристое настроение. — Кстати, мы заметили двух наших общих знакомых возле дома. Мне показалось, что они тебя дожидаются.
Глот нехотя отвернулся от бумаг.
- А может, вас? — спросил с усмешкой. — Я человек безобидный, в спектаклях не участвую, к Леднику не бегаю.
- Может быть, и нас, — кивнул Трагик, — всех на месте взятых. Но ты автор, а мы герои, люди подневольные, целиком из твоей головы, марионетки, какой с нас спрос?
- Большой, Толя. Авторы умирают, а герои остаются, даже если их убивает сам автор.
- Философ ты, Глот. И почему тебя не печатают?
- Я робкий. И не умею смотреть прямо в глаза. Редакторам, в частности. - Ты?! — захохотал Трагик. - Ты — робкий?! Ты, прости за откровенность, нахал. Самой крупной масти!
- Перестань, остановил его Комик, — видишь, человек работает.
- Человек! Ха, это еще под сомнением. А вот на кого он работает? - не сдавался Трагик. - Скажи, Глот, ты любишь людей? Нас, в частности?
Глот отвернулся.
Ему подумалось, что он слишком отпустил вожжи и в самый раз бы пресечь своеволие Трагика. Но это было бы трусостью, и, взвешивая каждое слово, ответил:
- Тебя, в частности, люблю. Ты без прошлого, но ты в прошлом и будущем. Лишь в настоящем тебя нет, но...
- Ох крутишь! - смутился Трагик. — Ладно, про меня не нужно. Вот Колю ты...
- Ему не нужна моя любовь так, как тебе.
- Да что вы в самом деле! Лучше о Ефиме, — запротестовал смущенный Комик.
- Обо мне - молчание, — заговорил вдруг Будорага осипшим голосом. - Я не апостол. Я смешон и жалок. Я не захотел быть его апостолом, а теперь хочу. Чтоб потом на меня пальцем тыкали — бросил, отрёкся! Мы несчастны, потому что самолюбивы. Это как дважды два. Мы возносим только тот талант, который нас не разоблачает.
- Бывает и по-другому, — осторожно вставил Глот, — чем больше разоблачает, тем больше возносят именно те, кого разоблачают.
- Это от мазохизма. Аномалия. Или от желания в историю войти. Подлецом ли, деспотом, подручным ли у чудика, главное чтоб фамилия мелькала, пусть даже в справочниках для психиатров. Я это не имею в виду. И вознося талант, убиваем его. Но чтобы пойти за тем, кто...
- Перестань, Ефим. Это всё слова. Тебе бы, действительно, не стоило пока говорить.
Ефим сел, опустил голову, закивал.
- Да, да, я не буду пока. Я больной, язык без костей... Я только, Глот, хочу спросить - он жив?
- И да, и нет.
- Я понимаю! - поднял голову Будорага. - Вы хотели сказать, что это не важно... Я понимаю. С.У. стал его апостолом, сам не заметив этого, и потому он счастлив, он теперь как сам Глеб. Скажите, Глот, Глебом быть хорошо? Ну вообще это важно?
- Это смотря с какого места смотреть.
- Да, да, апостолы духа - это же так просто, - забормотал Будорага. - Он же не от своей воли вершил - от духа, от основ... А я обзывал его слишком правильным... Скажите, Глот...
- Может, не надо? - тоскливо попросил Трагик.
- Да пусть, - сказал Комик.
- Скажите, Глот, я больше не нужен?
Оба, и Трагик и Комик, тяжело вздохнули. Им неудобно было слушать признания и вопросы этого титана знаний. А смотреть в его поникшие глаза — и подавно. Глот вроде бы тоже смущался. По крайней мере он отвечал чересчур быстро и отрывисто.
- Разве на это отвечают. И потом...
- Понятно, Глот, - молвил Ефим, — я не так молод, чтобы задавать подобные вопросы. Но что же нам делать в этих условиях, вы скажите, Глот?
- Скажу (Трагик и Комик удивились). Скажу, Ефим, банальное — жить и любить.