Ледник громыхал и возвышался на самых окраинах, рушил высоковольтные столбы, уничтожал городскую птицефабрику, мял железные гаражи. Подобрался к двум брошенным институтам, что расположились на отшибе. Перелез через речонку, окопался в замороженных фундаментах. Завтра утром он войдет в город. Это значит — около двух десятков строений будут рушиться одновременно, а дальше — больше. Счёт пойдёт на сотни.
Оксана осталась. Ей удалось устроиться в лагере. Ответственной за постельное белье.
О Трагике и Комике она ничего не знала. Уехали или остались, сыты ли, голодны. Два дня назад они заходили к ней, привели с собой Будорагу, который весь вечер промолчал и который на другой день должен был ехать в аэропорт, где планировался последний пассажирский рейс для гражданского населения.
Они сидели и пили чай. Говорить было не о чем. Но и молчать тягостно.
- А как же вы? — поинтересовалась она.
- Улетим грузовым, — ответил Трагик.
- А почему не завтра?
- Может быть и завтра.
Потом она рассказала об иностранцах, о том, как хорошо оснащены учёные, какие ходят гипотезы о Леднике и что думают правители.
Они кивали.
Ей до слез было жаль Комика. Она подумала, что может быть всё-таки он, ведь чему быть, того не миновать, а жить надо, придётся, и если будет он, то это не предательство...
Подумала, но так и не решила. А если бы и решила, то все равно не смогла бы ничего ему сказать.
Говорила, как грустно расставаться с этой квартирой, как дорого кресло Марьи Ивановны. Вспоминала знакомых, тех, кто был на материке.
Они поддакивали, вставляли ничего не значащие слова, хлебали чай и думали, что вот, наконец, всё встало на свои места. Всё разрешилось само собой.
О Нихилове она не спросила. Поинтересовалась Глотом.
- Он жив и здоров, - ответил Трагик.
- Он сочувствует, — поддакнул Комик.
- А он не спрашивал обо мне?
Они почему-то не удивились ее вопросу. Нет, о ней он не спрашивал.
- А не говорил он...
- Нет, о нём он ничего не знает, — понял Комик.
- Но вряд ли он теперь тот, кем был, — добавил Трагик.
- Он и не может быть тем, кем был. Слишком часто его предавали, и я в том числе...
- Ты ни при чем, — поправил Комик, — я его представляю облачным, то есть он постоянно меняет форму и в чём-то суть.
- Нет, я больше всех виновата. Если бы я тогда сразу... то он бы верил в нас... Он бы не ушёл, не потерялся... мы бы его не потеряли, да, да — мы бы его не потеряли...
Они не спорили. Каждый из них думал об одном и том же, и каждый полагал, что другой не знает, что решил сосед. Не исключая и Будорагу, хотя никто из них его не брал во внимание.
Будорага дремал. Иногда он открывал глаза и облизывал губы. Он всё слышал. Он был любопытен Оксане, но она не решалась его расспрашивать.
- Завтра навсегда отключат электричество, - сказала она.
- Теперь всё навсегда, — сказал Комик.
В этот момент за дверью послышались голоса, и в комнату вошли двое.
- Ваши документы, — глухо сказал один из них с порога.
Эти двое кутались по самые уши в шерстяные платки, смотрели сквозь щелки в масках, а держались и говорили, будто на них лёгкие летние мундиры.
- Э, чёрт! - сказал Комик.
Трагик собрал документы, сунул их тому, что Повыше. Тот приспустил шарф со рта, просмотрел документы, ловко листая их толстыми пальцами в перчатках.
- Ваши билеты? - спросил он через три минуты и отдал Оксане паспорт. - С вами все в порядке.
- Какие билеты? Вывозят бесплатно! - возмутился Комик.
- Но дают билеты, возразил тот, что Пониже, тонким категоричным голосом.
Будорага сунул ему какую-то бумажку.
- С вами все в порядке. А где ваши?
- У нас их нет. Мы завтра возьмем в аэропорту.
- Именно так, - подтвердил Комик
- Вам придется пойти с нами, - заявил тот, что Повыше.
- Какого чёрта! И куда! — возмутился Трагик. - Мы же объясняем: завтра улетим. Что нам здесь границы нарушать, что ли!
- Мы не самоубийцы, - подтвердил Комик.
- Вам придётся пройти с нами в эвакопункт! - еще раз сказал тот, что Повыше.
- Граждане, — вступилась Оксана, — они ничего такого не сделали. Зачем людей таскать по морозу?
- У вас всё в порядке, - отрезал Пониже.
- У, леший вас!..
- Па-прашу-у! - пригрозил Повыше.