Нихилов был погребен в той самой потайной каморке, которую один покойный инженер тайно соорудил при строительстве Дворца в целях подглядывания в женскую артистическую уборную.
Разбомбил лёд и дом, где проживал Нихилов. Разворотил в его квартире мебель и кафель, обрушил всё имущество вниз под себя с высоты пятого этажа, зарыл навечно дневники и экземпляры, черновики и пишущую машинку.
Всюду похозяйничал Ледник. Кое-где ему пришлось поднапрячься. Это случилось у старых учреждений, кои были выстроены во времена высокомерные и непростые. Жилые же кварталы сыпались со своих высот от одного лишь прикосновения льда. Только едкая пыль поднималась диким столбом в глазеющее небо.
Дошла очередь до Парка куль-ры-дыха, где легко и старательно были выкорчеваны стволы деревьев, танцевальная площадка, горка, с которой в Новый год с таким удовольствием мчался на санях розовощекий Нихилов, и за несколько часов лёд спрессовал в единое целое спортивные сооруженьица, ржавые карусели и подсобные помещения.
Добрался лёд и до квартиры Намзагеевой, и труп Певыквы вместе с остатками дома и квартирной мебелью Анжелики Пинсховны протащило метров на двадцать вперёд, укутало в старые платья ее дочери Катеньки, издробило и измочалило, смешало с древесной тканью и бросило в котлован для недостроенного дома. Но трупу до этих перемещений, а тем более самому Певыкве, не было никакого дела. Ни холодно, ни жарко, ни грустно, ни смешно.
Монументальный Камень на площади долго не хотел поддаваться. Но потом задрожал, лихо спружинил и отлетел метров на пятьдесят, да так, что пробил бетонную стену в универмаге и раскрошил прилавки в бывшем отделе женских сорочек. Тело Намзагеевой и таинственный символ засыпало ледяными комками, так что если бы кто в этот миг и посмотрел в склеп Анжелики Пинсховны, то всё равно бы ничего не понял.
На второй день Ледник заполз на хребет города. Там он легко и мультипликационно обрушил телевизионную вышку на телевизионный центр, распотрошил пять магазинов и двенадцать институтов. Разметал корпуса брошенной больницы, раскроил морг, где действительно (как предсказывал Певыква) покоилось тридцать два беспризорных трупа, которые моментально подверглись измельчению и крошению, и все тридцать два были бесследно погребены среди щебня, кусков железа вперемежку со льдом.
Затем отутюжил Ледник старое городское кладбище, спрессовал в единый ком три большие кучи худ. ценностей, которые взгромоздили здесь героические будоражинцы, и покатился с горы вниз прямо на ветхие строения порта и многочисленные складские помещения.
А далее...
А далее начинался залив, и ширь и гладь, просторы солёного льда и бескрайность.
Вот так три дня хозяйничал Ледник в стопятидесятитысячном городе.
Три дня наблюдали за его продвижением учёные и безработные военные с сопки. Трое суток экспедиции уходили в город и рассматривали вблизи всё, что нужно и не нужно. Три дня люди почти не разговаривали.
Увиденное многих ввергло в гнетущее, мрачное состояние. Увиденное заставляло сострадать гибнущему городу. И навевало тоскливые мысли, вынуждало проводить параллели и сравнения. Лагерь пребывал в шоке.
Все лениво думали о своих городах, пока что целых и жилых, о своих близких, об экваториальных зонах. Все думали о природе и о прошлом.
Многие думали, что вот сошел бы Ледник, было бы всё иначе. По крайней мере, осознаннее...
Все считали, что стоит любому увидеть этот хаос, эту силу, и он поймет, что нужно жить трезво, не мелочно, не терять попусту ни минуты.
По ночам всех мучила бессонница или пытали кошмары. Потому что внизу под сопкой трое суток подряд ворочался Ледник и стонал город. Потому что на сопку наползали и наползали неостановимые языки чёрного от пыли льда.
И все по утрам ходили с красными глазами, слезящимися за прорезями шерстяных масок, и все мечтали помыться, побриться, забыть хоть на день увиденное и спать, спать, спать...
Глот обосновался в палатке на противоположной сопке и много писал.
Изредка он выходил посмотреть на то, что творилось внизу. В принципе, это зрелище не угнетало его, он представлял, что именно так и будет, ему просто было необходимо кое-что подработать, ему просто было немного жаль этот чужой, нелепый каменный город. Ведь здесь случились важные события, промелькнул кусочек его жизни...