А ее звали. Марья Ивановна, эта вечная старушка с классическим школьным именем, была на ее спектакле, дождалась Оксану у входа, но душевного разговора тогда не вышло. Голова болела, не терпелось смыть пот и усталость, да и поздно было, оттого и осадок нехороший, умышленно нагнетенная радость, ничего не значащие вопросы, попытка детского восторга и понимающие глаза Марьи Ивановны, усталые, без укора, с думой о чем-то.
"Заходи, если будет время", - звала учительница.
"Приду", — твёрдо обещала Оксана, имея в виду первое же воскресенье.
Но прошли недели, месяцы, и не находилось свободного часа, и даже не часа, а соответствующего настроения, чтобы было радостно и желанно -встретиться, посидеть, поговорить, "посекретничать", как бывало...
Марья Ивановна десять лет как на пенсии, здоровье совсем пустяковое, в лице что-то новым, отчужденным показалось, а ведь в прошлом, хоть и тогда уже до пенсии год-два, но тихая энтузиастка была — борцом, лучшим человеком Оксана ее называла.
"Теперь уж зайду, — не отвечая на ожидающие взгляды прохожих, упрекала себя Оксана, — теперь уж непременно зайду. Сегодня ничто меня не остановит! Нужно бы в цветочный заглянуть и конфет купить - подушечек, она их любила... любит! Попьем чайку, расскажу об училище. Есть что рассказать. Она умеет слушать. Вот действительно, сколько людей не встречала, а добрее и порядочнее ее не попадалось. И не в этом дело. Безоблачная она какая-то, ясная и простая. Честная. Я ей и стихи почитаю. Никому еще не читала, а ей прочту. Первой. Вот, скажу, черт дернул за перо взяться..."
Она ускорила шаг. В сумочке металлически позвякивало. Ключи. От квартиры — от своей квартиры! Сама себе хозяйка, и не стоит торопиться замуж. Посмотришь на бывших знакомых и подруг, как они маются, да что в глазах у них, бедных, так сама себе завидовать начнешь.
В цветочном ей повезло. Розы. Купила пять. Взяла и заторопилась - вдруг не застанет дома... Всё-таки воскресенье...
А в гастрономе в конфетном очередь. Выбила чек. Взяла торт. Подушечек давным-давно почему-то нет. Жаль...
"Нужно торопиться!" — неотвязно думала она, глядя, как ловко и быстро обвязывают бечевой коробку.
- А я вас узнала, — почему-то шепотом сказала молоденькая хозяйка этих ловких рук, - вы так хорошо играете, я спе...
- Тороплюсь я, простите, - и скорее к выходу-входу.
"До чего беспардонно! Такая милая девушка, а я как с ней! Ну ничего, в следующий раз сама с ней заговорю, да, да, сама".
У гастронома ее окликнули. Не так-то просто ходить по улицам!
Трагик и Комик — Толя и Коля.
- Ты куда это, Осаночка, в такой шикарной экипировке? — подступил Трагик.
- Ты постой, постой!.. — начал было, но смутился Комик.
- Ой, ребятки, я тороплюсь!
Она сделала шаг в сторону, но актеры уже взяли ее под руки.
- В сумочке, небось, "Ркацители"? — Комик один из первых сделал ей в подогретом состоянии глупое признание и теперь пытался вести себя в унисон заполошному Трагику - это чтобы показать себя в полном и независимом порядке.
- Ну что ты, Колечка? Разве эта четвертьметровая бомба влезет в такую сумочку, — и Трагик галантным движением завладел коробкой с тортом. - Двинулись, ребятки! Коля, запевай!
- Куда двинулись? - запротестовала Оксана, — всё, пошутили и будет!
Комик тотчас освободил руку, но с Трагиком пришлось повозиться.
- Оксаночка, мы же идём к тебе в гости. Обмывать твою великую свободу. Что ж, мы согласны и чаем, правда, Коля? Ты же приглашала. Или тебя ждут другие зрители?
Он сделал сначала обиженное, а потом свирепое лицо, и забормотал какой-то монолог, по-видимому, из "Отелло". Оксана рассмеялась и обнадежила:
- Вечером, мальчики, как договорились. Я понимаю, что вам деть себя некуда. Так вот, шел бы ты, Толя, жене по хозяйству помогать, как тебе не стыдно! Она у тебя одна-одинешенька. А ты, Коля, к Ирине сходи, скажи, чтобы она сегодня у меня обязательно была. Ладненько? — и перешла на серьезный категоричный тон, — дело у меня, ребятки, срочное. Вы милые и проказники. А мне пора. Ну, пока!
Трагик освободил ее руку. Протянул коробку. Вздохнул так, что голуби шарахнулись в голубую высь. Комик тускло улыбался.
Они смотрели ей вслед. Они не могли не смотреть: фигура, волосы, руки, как баланс — цветы и торт. Лёгкость, какая-то дьявольская лёгкость!