- Приготовьте коньяк и закуску, - не оборачиваясь распорядился Певыква.
Нихилов тотчас выключил орган, отвечающий за подбор и задавание вопросов, а заодно отключил всевозможные элементы раздражения, неудовольствия, перебросил резервы мощности клеткам памяти, и теперь, готовя на стол, с предельной напряженностью копался в ней, перебирая последние месяцы, вороша прошлые разговоры, лица, похождения и анекдоты.
Певыква обернулся.
- Вы не узнаете меня, Вячеслав Арнольдович?
И Нихилов узнал. Напряжение спало, механизм манипуляции заклинило, бездействие парализовало конечности, и только глаза видели, как Певыква извлёк из нижнего ящика стола дневники, как подсел к угощению, налил в рюмки коньяка... видели глаза, но не передавали увиденное в мозг. Привычное для последних нихиловских недель явление.
Длилось молчание. Певыква листал дневники. Ждал.
Через пять минут всё встало на свои места.
- Какими судьбами, дорогой... - медленно садясь, начал Нихилов.
- Неважно, как меня зовут, неважно, что вы забыли мое ФИО, главное, что я знаю, как величать вас.
- Понимаю, понимаю, - забормотал Нихилов, — вот только мне никогда не приходило в голову, что вы...
- Это? - указал Певыква на удостоверение, - это блеф, Вячеслав Арнольдович. Это бумага, коленкор, тушь. Вам же известно, что не этим оценивается человек. Так что забудем об этой шутке.
- Шутке?!
- Вы хотите, чтобы всё было явью? - грозно спросил Певыква.
- Нет! Пусть шутка! Лучше, чтобы шутка! Ха-ха!.. Но какими судьбами?
- Вашей и другими. Вы пейте, пейте, не стесняйтесь.
Нихилов пригубил.
- Вы зря тогда Глеба ударили. - Спокойно и жутко произнес это Певыква.
Нихилов поперхнулся.
- Я... я был не в себе... Вы же знаете, в каком состоянии... Я много выпил... От отчаянья. И... если... Мне казалось что... Что он влюбил в себя мою жену...
- Это она могла в него влюбиться, а он не мог её в себя влюбить.
- Да, да... Но ведь он... он меня ни во что... Вы бы знали, какой он тяжелый человек! Он язвил, он всегда язвил...
- У него были основания.
- Да, да! Я это позже понял. Я раскаялся! Я тогда же и раскаялся... Я ему в любви признался. Вы же помните!
- Но еще раньше, когда ты его...
- Я прошу вас, не нужно об этом! Я вас умоляю!
Певыква сдержался.
- Как Пиастр Сивуч? - спросил он через минуту.
- Какой Пиастр?
- Брось!
- Написал… уже.
- Не печалься. Я не за этим. Ты скован, тебе-то зачем на них...
- Я тоже считаю, — заспешил очень серьёзно Нихилов, - я тоже считаю, что он отслужил своё. Он тормозит и иного пути нет. Пиастр Сивуч перспективнее, он сумеет...
- Подтолкнуть?
- Зачем же так?
- Я не обвиняю. Мне нельзя, — с какой-то странной забывчивостью пояснил Певыква.
- Но?.. Зачем тогда вы здесь? — и уловив в госте пассивность и немощность, возмутился, — нельзя так разыгрывать, врываться. Я могу и...
Долго молчал Певыква. Сдерживал бурю в себе. Но рушился весь план. Бесплановый человек Певыква.
Выпил рюмку коньяка, высморкался, пожал плечами.
- Так уж вышло, что заявился к тебе. Знал бы ты, друг ситцевый, кто за мной... Ты знал Глеба, а я был случайным свидетелем. С тех пор и пошел наш общий отсчет времени, затикали стрелки. А до той поры стояли... И я решил убедиться, действительно ли, как считают некоторые, на тебе отпечаток Глеба...
Затрясся Нихилов, онемел, охнул от резкой боли где-то там - глубоко в голове, но вдруг прыгнул к креслу, где покоился Певыква, цепко схватил дневники, вырвал и бросился к дивану, полез под одеяло и, затихнув, закричал глухо:
- Не тронь! Пошел прочь, старик! Я сплю! Ты мне снишься, поганый сосед! Снишься, мерзкий старик! Я тебя помню, ты уже снился! Сон! Сон! Наваждение! Гадость!
Побагровел Певыква. Затрещали по швам планы, лопнул дорогой сюжет. И не сдержался старик, крест на себе поставил, перевернул столик с яствами, устремился к Нихилову, поковырялся под одеялом, вырвал из глубины его, словно окровавленные жабры, дневники: полетели мятые листы по комнате, усыпая пол жёлто-белым. Гоготнул Певыква, сказал: "аля финит!", и теперь уже навсегда отправился к дивану с мутным взглядом, вытянув перед собой растопыренные дрожащие пальцы старческих рук...
(Экстремальное вмешательство. Пятый критический метод с применением перемещения.)
"Ф"-акт возвратно-поступательный, съёмный. I класса
(Квартира Нихилова. В комнате витают бездействие и грёзы. Воспоминание вчерашнего. Время сна. Темнота почти абсолютная. Где-то капает вода. Незначительный храп. Запахи переработанного кислорода и кислой пищи.)
В пять утра у Нихилова дзынькнуло.