Счетчик сошёл с ума. Никаких белых просветов, сплошная красная полоса.
Лампочки в люстре горят вполнакала. Оттого и три свечки в комнате. Зато бесплатно.
Город пожирает энергию. Город замерзает, медленно обрастает панцирем льда.
Люди впадают в спячку. Обогреватели ценятся на вес золота.
Стены зданий трескаются, асфальт вспучивается и крошится. Трубы периодически перемерзают, и тогда из строя выходят целые кварталы, районы с жилыми домами и учреждениями. Скорый ремонт невозможен. Людей расселяют в трестах, конторах, комитетах, институтах.
Где попало можно увидеть легковые автомашины с облупившимися боками, потрескавшимися покрышками. Машины теперь и даром не берут. Не выдерживает техника отрицательных температур.
Удивительно, но каждое утро, облачившись в форменные телогрейки, обходят свои участки с мётлами и вёдрами бригады дворничих. Правда, теперь они не перекликаются, потому что на лицах у них толстые защитные маски, и в общем-то от их деятельности мусора не убавляется, так как они вычищают только свою территорию, а близлежащие убирать некому. Но ходят упорные женщины на свои участки, кто-то их там забыл расформировать, надеются, что поживут еще в честно, заработанных квартирах.
Нет-нет, да пробежит по гулким утренним улицам упрямый спортсмен, укутанный в сто одежек.
А так — полнейшая Антарктида.
Уже две недели, как в городе объявлено чрезвычайное положение.
Ни в какие театры, кинотеатры народ не ходит. Мелкие перебежки от одного обогреваемого пункта до другого, да и ходить теперь незачем, живут и работают в одном и том же месте, продукты развозят, мусор увозят, в этом смысле многие даже довольны.
Птицы вымерзли до единой. Последние живые собаки селятся в открытых канализационных люках, в подвалах и воют там до хрипоты, безумея, не имея возможности выбраться, подыхая от голода. Их вой угнетает души, приводит в трепет горожан, и кое-кто из них, отчаявшись или отупев, добивает бессильных собак камнями. И всё-таки, нет-нет, да снова носится в морозном воздухе их безысходный просительный плач…
Самые предприимчивые спешно покидают город. Проклинают его. Бросают на произвол судьбы книги, мебель, тяжеловесное накопленное добро. Забирается самое ценное: теплые вещи, драгоценные металлы, сберкнижки. Уезжают поближе к теплу, туда, где есть родственники, где можно купить дом, переждать, забыть обо всех этих ледяных ужасах.
Но большинство остается на местах, на что-то надеется (не привыкать!) и ждёт своей участи.
А с Севера действительно ползет Великий Ледник. Шествует, движется к югу рваной, быстрорастущей стеной.
Что же произошло с природой, никто не может понять. Не замечалось никаких существенных катаклизмов, планеты не сходили с орбит, солнце светило по норме, сверхновые звезды не рождались, ничто во вселенной не рушилось, не умирало, никаких комет, шальных метеоритов и всего прочего... Ни землетрясений, ни цунами, ни извержений, ни наводнений, никаких необычных испытаний оружия. Все как всегда, как из века в век, даже лучше, мощнее, цивилизованнее, прогрессивнее, зажиточнее. Жить да жить бы.
А Ледник ползёт и ползёт. Простым глазом его движение неприметно, как незаметен ход большой стрелки часов. Но механизм взведён, пущен, и Ледник неотвратимо "тикает".
Медленно, но верно он подмял под себя северные равнины, мари, болота, озёра, кустарники и деревца, зданьица и дороги, мосты и бетонные вышки электропередач. Не скажешь, что победы давались ему легко, нет, он их будто завоёвывает, он сражается, борется, он напрягается и прилагает усилия. Точно так же одушевленно воспринимается огонь, когда ловко пожирает лесные массивы, когда кажется, что деревья сопротивляются пламени, что кочки и пни скрипят и фыркают, что огонь постоянно наталкивается на невидимый, но живой отпор.
Любопытно пронаблюдать, как Ледник завоевывает высотки. Бывает, что упершись в сопку, он упрямо наползает на неё, наращивает толстенную массу льда у ее северного подножья и не теряя времени на лобовую атаку, как опытный хищный стратег, обходит сопку слева и справа, толкает перед собой штандарты причудливых льдин, и уходит все дальше, на юг, в полной уверенности, что осаждённая сопка скоро сама капитулирует, выбросив на пожухлой верхушке белую шапку льда.
Сотни километров завоевал Ледник. Катастрофически быстро. Месяц от месяца набирал силу и мощь. "Тренировался". Бетонные столбы, статуи смёрзшихся камней, пласты дёрна, песок и глину гнал и гнал перед собой, резал и крошил; и всё, к чему прикоснется его жгучий язык, трещит и лопается, обрастает метровым льдом, сметается с пути, коверкается, корёжится и исчезает. И тому, кто лицезрел деяния его, делается тоскливо от мысли, что нет силы, способной остановить это разрушительное варварское нашествие.