Беру, пью я и страстью наполняюсь. Чувствую: ноги делаются железные, мышцы играют, живот тугой, упругий, ягодицы крутые, конём себя почувствовал. Ужасное зелье! А ведьмины руки одежду снимают. И ничего я, сеньор инквизитор, поделать не могу. Сладко мне и горько мне, признаюсь, было.
А потом крики ото всюду послышались. Появилась, как ее все там называли, великолепная божья обезьяна. Я так думаю, что это опять дьявол был. Вот она, поверьте мне, дразнится и держится эдак очень величественно. Все ею безмерно восхищались, и делалось сие существо то инкубусом, то суккубусом. После чего вся нечисть осталась довольна и последовали мы за обезьяной вокруг того места с криками и громко восхваляли ее.
Потом эта божья обезьяна преобразилась, предстала перед нами волосатым чудищем, с козлиными копытами, крыльями летучей мыши, с длинным безобразным хвостом. Затрепетали мы, ведуньи и колдуньи, закланялись чудищу спинами.
Подзывает вот оно, это чудище, меня пальцем, раба Божьего, чтобы принять в войско сатанинское, верноподданическую присягу прочесть не по воле своей. Заставляют они меня плюнуть на крест и потоптать гостию. Потом я, несчастный, Богом покинутый, троекратно поцеловал повелителя гнусного в зад и в каждую ноздрю по два раза, услышал голос его страшный:
"Проси, неофит!"
Попросил я:
"Придай мне силы и мощи!"
И тут же я почувствовал, что наполняется душа моя радостью и дерзостью, пускаюсь я в пляс бешеный, и твёрдость и смелость во мне безмерная. Не прогневайтесь, околдовала меня нечистая сила.
Зажглись после моей присяги огоньки зелёные, осветили яства гадкие, зловонные. Отвратительную, бесчеловечную пищу. Были там и жабы свежие, печень, сердце, мясо детей некрещеных.
Пили и ели вдоволь. Запивали чем-то. И я, признаюсь, не отставал, Бога забыл...
Наелось вдоволь дьявольское воинство, и начался потом невиданный великий блуд.
Тут уж я сам растворился в видимом мною, ничего не помню, одолела меня нечисть, чувствую, но не мыслю.
Пришёл я в себя, когда божья обезьяна, пресытившись и икая, начала кривляться и богохульствовать. Все радовались, топтали крест, пели ересь, плевались, подражая мерзкому повелителю.
Потом сатана этот повелел всем убираться. Не помню уж, какая сила меня на метлу посадила, умчала в черное небо, и исчез я в нём вслед за другими ведьмами и колдунами. Сеньор инквизитор, сеньоры уважаемые палачи! Околдован я был! Каюсь и во искупление грехов признаюсь! Знаю и могу указать в округе нашей на 663 колдуна и 1020 ведьм! Сеньоры!".
Сплошная беспросветная темнота, ужас и шёпот в беспамятстве:
"Изыди, злой дух, полный кривды и беззакония; изыди, исчадие ада, изгнанник из среды ангелов; изыди, змея, супостат хитрости и бунта; изыди, изгнанник рая, недостойный милости Божьей; изыди, сын тьмы и вечного подземного огня; изыди, хищный волк, полный невежества; изыди, чёрный демон; изыди, дух ереси, исчадие ада, приговоренный к вечному огню; изыди, негодное животное, худшее из всех существующих; изыди, вор и хищник, полный сладострастия и стяжания; изыди, дикий кабан и злой дух, приговоренный к вечному мучению; изыди, грязный обольститель и пьяница; изыди, корень всех зол и преступлений; изыди, изверг рода человеческого!"
Шепчет так он, и уходит, смывается из памяти увиденное, в котором он не виновен. И тогда совсем успокаивается, подтягивает ноги к теплому животу, цепями звякая, кутается в солому и спит, спит.
БУЛЛА
"Вот такие дела, сын мой. Священная конгрегация Римской вселенской инквизиции, наше священное судилище, действующее по сю и по ту сторону гор, даст новые указания. Надлежит исполнить их с подобающим рвением. Скажу честно, радует меня нынешний умный решительный подход. Давно пора! Мы начнем по новым требованиям с Ильмы. Тут есть места и непосредственно тебя касающиеся, послушай.''
Инквизитор берёт со стола кожаную папку, открывает, зачитывает:
" Злодейство преступников так велико, что они прилагают всё больше усилий, стараясь помешать судьям выяснить их преступления. Подвергаемые допросу они нагло отрицают свою вину. Ввиду этого возникла необходимость найти разного рода средства, чтобы вырывать истину из их уст. Таких средств три: присяга, тюремное заключение и пытка. По существу, следовало бы верить просто сказанному, но все без исключения люди так лживы, что было постановлено требовать присяги от обвиняемого, против которого имеются улики. Под угрозой обвинения в смертном грехе он обязан открывать истину.
Заставлять силой, не нанося членовредительства и не ставя под угрозу жизнь, всех пойманных еретиков, как губителей и убийц душ, и воров священных таинств и христианской веры с предельной ясностью сознаваться в своих ошибках и выдавать известных им других еретиков, верующих и их защитников, так же как и воров и грабителей мирских вещей заставляют раскрывать их соучастников и признаваться в совершенных ими преступлениях. Если же невозможно добиться истины посредством присяги и имеются серьезные улики, а преступление велико, то необходимо прибегать к тюремному заключению, которое даёт три полезных результата: первое, если обвиняемый виновен, то заключение заставляет его сознаться в преступлении; второе, лишает его возможности узнать, что сообщили свидетели и опровергать их (это тебя касается); третье, препятствовать бегству.