Внутри тарелки было темно, и глазам потребовалось время для адаптации.
Первое, что со смешанным чувством облегчения и разочарования осознал Павел: внутри никого не было.
Кабинка оказалась маленькой — на одного, — и всю ее занимало псевдо-пластиковое кресло в раскладке «полулежа». Кресло было узким, длинным, сегментированным, и все его сегменты неестественно преломлялись, но становилось абсолютно ясно, что изломы эти не следствие катастрофы, а, так сказать, физиологичны. ОНО лежало в кресле, изломавшись по длине, и ЕМУ было комфортно. Панель управления... А не было никакой панели управления. Ни рычагов, ни кнопок, ни циферблатов. Даже джойстика не было. Лишь, перекинутый через кресло, болтался толстый гофрированный шланг, заканчивающийся полумаской — все каких-то неприятно-болотных тонов.
— Слушай, — Борис заглядывал теперь через Павлово плечо, — а масштабы-то и вправду человеческие.
Павел смотрел на ремни крепления полумаски — они казались пропитанными какой-то влагой, возможно, инопланетянским потом.
— А я слышал, — продолжал Борис, — что америкосы в семьдесят восьмом... Или семьдесят четвертом?
— В шестьдесят пятом, — поправил Павел, хотя совсем не был в этом уверен.
На похожей на пластик обивке кресла тоже темнели пятна. Не хотелось представлять, какими биологическими жидкостями они наделаны. А не представлять не получалось.
— Ну, пусть в шестьдесят пятом. Так вот, америкосы сбили НЛО и достали оттуда двух инопланетян. Отвезли в Рокуэл, в ангар семьдесят семь, это в пустыне Невада...
— Все собрал, язык без костей, — неприязненно сказал Эдик.
И ведь никаких «Маде in..». Ни буковки. Ни иероглифа. Ни цифры. Ни знака. Почему-то именно это обстоятельство делало кабину настолько чужой, что даже мысли не возникало забраться внутрь.
— В общем, ОНИ как люди были, только синие, худые, с глазами, как модные черные очки...
— Да все эти картинки видели! — оборвал Бориса Эдик.
— А я — даже фотографии, — сказал Павел.
— Вот, он даже фотографии видел. И, кстати, давно доказано, что это мистификация. Куклы это были. Не сбивали американцы никого!
С этими словами Эдик потянулся ружьем и сбросил полумаску с кресла. Она перевернулась и оказалась изнутри в каких-то извилистых тошнотворных валиках, покрытых прозрачной слизью. Павла замутило, и он отпрянул. Хуже всего, что внутренняя поверхность полумаски действительно отдаленно напоминала человеческое лицо — с огромными выпуклыми глазами, непомерно большим ртом... А в какие склизкие борозды ложились валики — не представлять опять-таки было невозможно.
— А это, похоже, для ушей, — буднично произнес Серый. — Или перепонки у НИХ какие-нибудь?
Это было последней каплей. Павла вывернуло в траву. Не выпрямляясь, он сплевывал и пытался отдышаться, а сам думал, что ЭТО сейчас ходит по тайге. По его родной Земле. Смотрит своими лупоглазыми... Его снова вывернуло. А перед глазами стояла синяя худая лапа с тремя перепончатыми пальцами, касавшаяся березки, — остальное было как бы «за кадром».
— Мы себе никогда не простим, — повторил Эдик. — ОНО идет к поселениям. А военные неизвестно где, как обычно. Когда еще прилетят? Сколько времени будет упущено? Есть только мы.
— И что ты предлагаешь? — спросил Серый.
— Искать.
— Ты же сам сказал, что контактер должен быть подготовленным. Ну, найдем мы ЕГО, и что?
— Мы ЕГО убьем.
Павел вздрогнул и замер. Замерли деревья, замерли облака в небе, даже птицы, казалось, поперхнулись. А самое удивительное, что слова Эдика в глубине души были ожидаемы и не вызывали отторжения. Павел выпрямился.
— Ни фига себе! — выдохнул Борис.
Серый устало смотрел на Эдика, ответный взгляд того был тверд до оцепенения.
— Обоснуй, — наконец произнес Серый.
— Мы не знаем, чего от НЕГО ждать.
— Так.
— Соглядатаи с цветами не приходят.
— И?
— Думаешь, ОН в милицию сдаваться пошел?
— Если ОНИ до сих пор скрывались, ОН и дальше станет прятаться.
— Вот и представь себе действия резидента, которого раскрыли. Сколько он жизней положит для сохранения статус-кво? Жизней хомячков. И кстати, а с какой целью ОНИ скрывались? Даже если ОНИ во все лопатки добра нам желают, как называется добро исподтишка?! Причем, добро в понимании нелюдя. Каков хороший, по ИХ мнению, дальнейший курс нашей истории? А должное развитие культуры? Взаимоотношения? Ты хочешь жить в соответствии с ними?