«Вряд ли я здесь долго проработаю, — размышлял Игорь. — А даже и устраиваться не пойду. Сожгут ведь музей. Со второго раза точно сожгут. Ну как же на центральной улице да без восьмого зала игровых автоматов? Значит, в помирающую библиотеку — со старушками целый день бездельничать, чай пить. Без прописки все равно на хорошее место теперь не возьмут — ни нефтяником, ни шахтером, ни, тем более, в базовые».
Базовый — это была мечта любого мальчишки. Как же! Ведь ты отвечаешь за нормальную жизнь своего мира. Следишь, чтобы в приемные камеры без сбоев шла нефть, закатывались вагоны с углем, рудой и лесом. Разгружаешь камеры выдачи, в которых возникают из ниоткуда такие нужные товары: телевизоры, холодильники, автомобили, компьютеры, электронные игрушки — да все, что здесь не производится. Работа трудная, вахтовая — Баз-то одна-две на каждую область. Зато почетная и денежная. Возвращаются базовые с вахты, заходят в кабак — сутки гудят, а только потом домой. Круто!
Отец Игоря работал на Базе. Его убили как раз во время очередного кутежа.
— Как мужик, твой батька умер! — успокаивали плачущего на поминках мальчишку. — С ножом в животе дрался! Сильный человек был. И ты, давай, не подкачай.
Тогда он кивал, вытирал сопли, старался показать — не подкачаю.
А сейчас выходило — подкачал.
«Вот и Мишка от меня отвернулся, — размышлял Игорь, уже подходя к дому прадеда. — Может, это я неправ? Пойду сегодня со всеми. Послезавтра, в День устройства, с разбитой мордой заявлюсь на Биржу. Уж попаду как-нибудь на мужскую работу. Буду днем вкалывать, по вечерам нажираться, пузо на диване перед телеком належивать. Ах да, трахать Таньку...»
Игоря передернуло. Он не сразу попал ключом в замочную скважину.
Холмы на горизонте можно было увидеть, только если отойти в центр лагеря, на вытоптанную земляную площадку. Иначе обзор закрывала ограда из серых, покрытых вязью трещинок досок с пущенной поверху спиралью Бруно.
Олег Сергеевич, долго смотревший туда, на волю, за забор, наконец отвел взгляд. Вздохнул, ссутулился. Поднял воротник телогрейки, прикрывая тощую шею от начавшего накрапывать дождя, и, не торопясь, пошел к бараку политических. Всех заключенных уже загнали внутрь. Гулять дольше остальных разрешалось только Платову — начальник лагеря был благодарен ему за излечение дочери.
В углу барака, у закопченной буржуйки, уже собрался совет — трое наиболее уважаемых «политических» сидели на тяжелых, выкрашенных темно-зеленой краской деревянных табуретках и негромко переговаривались.
— Ну что, Олег, ты все еще думаешь, что это провокация? — спросил подошедшего бывший школьный историк, а ныне простой враг народа Лев Московкин. Словосочетание «враг народа» он выдумал сам и был этим чрезвычайно горд.
— Нет, Лева, уже нет. Я, если кто не заметил, полчаса назад говорил с Костылем. Так вот. Он потел, дрожал, трясся даже, но глаза не прятал... Нормальный такой, предстартовый, что ли, мандраж. Он сам испугался, когда до дела дошло. Так не сыграешь. Уголовники его же первого порвут, если ничего не выйдет.
— Значит, по плану? — встрял коллега Платова, хирург Ваку-лов. Он грел у раскрытого зева печки тонкие длинные пальцы.
— Руки убери на секунду, — попросил Олег Сергеевич, подбросил в топку кривое поленце. — По плану. По крайней мере, по его первой части.
— Опять ты начинаешь! — возмутился Московкин.
— А ты уверен, что там, куда мы из приемной камеры попадем, хоть кому-то дело до нас есть?
— Будет! Мы за последние годы так стремительно деградируем, что даже необходимое сырьевое производство скоро поддерживать не сможем. И мы докажем, что надо что-то менять! А кстати, из-за этой деградации и твоя партизанщина нежизнеспособна! Кто в твой лесной город пойдет, а? Взрослые? Ни за что. Подростки, которым уже с двенадцати лет пиво продают? Которые теперь в День устройства не аттестат о семи классах образования предъявляют, а синяки, на прописке полученные, и кулаки разбитые?
— Ну пошло-поехало! — восхитился до этого молчавший Стас. — Вы ж как бабки на лавочке, по сто раз из пустого в порожнее.
— А это, Станислав, чисто интеллигентская заморочка, — пояснил Вакулов. — Вот вы у себя на буровой увидели драку, зачинщиков нашли и самолично побили в назидание. И за избиение рабочего класса — сюда. А настоящий интеллигент — он не таков. Он будет метаться, заламывать руки, встряхивать трагически шевелюрой до тех пор, пока ему голову не снесут и думать станет нечем. Скажите, Лев, ведь так в истории?