Выбрать главу

— Так, не так... Нет у нас истории! —пробурчал Московкин. — Ладно, все, молчу.

— Ну вот и славно! — Стас отошел к своим нарам и вернулся с плоской флягой. Где он ее добыл и прятал, оставалось загадкой. — Заметьте, просто показываю и сейчас выпить не предлагаю. Но если прорвемся...

— Вот такой дополнительный стимул, — покачал головой, улыбаясь, Платов.

Дверь, как всегда, пронзительно скрипнула. Игорь честно пытался смазывать петли, но это не помогало. Как ничего уже не могло помочь ушедшему в глубины своего внутреннего мира прадеду. Иногда старик словно выплывал на поверхность и даже произносил пару слов. Но происходило это все реже и реже. Так утопающий с каждым разом все дольше остается под водой, пока не исчезает навеки.

Сегодня дед всплыл, вышел на скрип из комнаты.

— А в обезьяньей стае вожаком становится самый сильный, — заявил он правнуку вместо приветствия.

— Это ты к чему? — опешил Игорь, но ответа не дождался.

Старик прошаркал, кряхтя и держась за поясницу, обратно к дивану и уселся смотреть свой любимый мультканал. Больше он не желал видеть ничего.

Отлавливая мокрым веником пушистые, мышино-серые комочки пыли под шкафом, Игорь принялся за любимую мысленную игру «в слова». Предметом его примитивных филологических изысканий стала генеральная уборка.

Почему, собственно, генеральная? Потому, что в часть Внутренней Безопасности приезжает одышливый неповоротливый генерал, и перед его визитом часть эту самую надо вылизать так, как кот вылизывает свою гордость. Это-то просто и понятно. А вот почему Безопасность — Внутренняя? Снаружи-то врагов нет. Или раньше была безопасность и наружная? Нет, неправильно. Правильно — внешняя. Про это ли нам обещал рассказать Московкин, да так и не рассказал? Что он еще на том уроке говорил, после которого его забрали? Обвальный регресс, развал высокотехнологичной промышленности, науки, образования, моральная деградация, сырьевой придаток... Разошелся он, аж пена на губах появилась. Все равно никто ничего не понял, чего он кипятился?

Кипятился!

Блин!

Молоко!

Игорь рванул на кухню, как рысак за призом. А наградой ему была чистая плита. Успел! Сдвинул кастрюльку, схватился пальцами за мочки ушей. Фух. Все: засыпать крупу, и можно расслабиться.

А в окна уже начал вползать вечер. В соседнем, точно таком же старом одноэтажном домишке зажгли свет. Значит, и Мишка, и все одноклассники уже собираются на Плешке. Толкутся, гогочут, сплевывают под ноги, встречают подходящих воплями на всю улицу: «А, Леха, отыметь тебя не плохо!» или «Здоров, Вован, не ссы на диван!». Игорь усмехнулся, вспомнив, в каком месте у него, если верить фольклору, шарик. Минут через пятнадцать, когда появятся все, кто должен, а под ногами уже будет склизкое озерцо плевков с островками окурков, по кругу пойдет бутылка водки. Для храбрости — по глотку. А потом, раззадоривая друг друга, парни толпой двинутся к пивняку. И начнется прописка.

— Наливай! Всем! — мятая сотня упадет на липкую стойку. И в жарком, продымленном, неопрятном кабаке зародится солоноватое предчувствие драки.

Бармен, ухмыляясь, нацедит и протянет первую кружку пива.

— Бурда! — рявкнет Вовка. — С водкой мешай!

— Иди сиську соси, щенок! — ощерится хозяин.

Все. Обмен ритуальными фразами состоялся. Начинаются ритуальные движения.

Н-на! Поллитра пива выплескивается в лицо бармену. Зал, до этого затихший, взрывается. Грохочут опрокидываемые стулья, падают и бьются тарелки с остатками креветок и резко пахнущей рыбы, кружки и рюмки. Мужики обступают пацанов.

Бармен вытирает широкой ладонью физиономию, особо тщательно выжимает густые усы. Легко, удивительно легко для своей шарообразной комплекции, перепрыгивает через стойку. Коротко и резко бьет Вовке по левой скуле. Тот не закрывается — это правило первого удара. И еще одно правило — бармен вне драки.

А больше правил нет — бейся! Молоти сам, защищай друга, доказывай, что мужик. Собьют с ног — ползи, увертывайся, закрывай голову, вставай. Говорят, четыре года назад лежачих не били. А за пять лет до этого дрались, вот чудно, до первой крови.

Шестьсот секунд — много или мало? Если смотришь со стороны на пьяную свалку — мало. Если в свалке участвуешь — ох, как много! Но это — традиционное время. А после — мир. Вот этот вот кулак только что превращал твои губы в лепешки с неровными краями, а сейчас сжимает заляпанный стакан. И стакан тянется в твою сторону. И вы чокаетесь.

— Здоровы мужики! Прописались! Свои!