Но, следует заметить, оцифрованные личности вовсе не попадут в рай (в «Трансчеловеке» преображенные индивиды живут практически при коммунизме, в условиях индивидуального всемогущества). Став ИИ, работать много проще, чем в бытность человеком, но всё равно — преображенным придется участвовать в той ежеминутной гонке за новыми открытиями, которая будет вестись в этой новой компьютерной цивилизации.
А что же люди — не те оцифрованные сознания, которые могут поселиться в машинах, но самые обыкновенные, сегодняшние? Их существование будет зависеть от следующего набора факторов: степень использования машинами ресурсов и инфраструктуры, необходимой для жизни человека; возможность параллельного использования машинной и человеческой инфраструктуры, предметов потребления и т. п.; заинтересованность людей с оцифрованным сознанием и машин в сохранении естественных представителей вида Homo sapiens.
Понятно, что ИИ, как только освободится от жесткого контроля человека, посчитает излишними траты гигантских объемов энергоресурсов, которые идут на удовлетворение прихотей современного общества. То же самое относится к затратам материалов. Сэкономленные ресурсы можно пустить на исследования, развитие новых технологий, просто увеличение вычислительных мощностей. Как это будет сделано — повышением цен на авиабилеты, запретительными мерами со стороны государства или предложением новых виртуальных миров, — не суть важно. Вероятно значительное сокращение численности человечества: в «Сверхнедочеловеке» и «Схизматрице» упоминаются скорее военные причины. Но, опять-таки, это скорее требование жанра — результат можно обеспечить простой регулировкой ценностного восприятия продолжения рода. Современная урбанистическая культура и так подталкивает своих носителей к минимальному числу детей в семье.
Полезным для человека может оказаться очень быстрое расхождение в характерных величинах потребляемых энергий, в масштабах используемых механизмов и т. п. Новая техносфера, создаваемая ИИ, сможет с минимальными издержками терпеть в себе людей-приживалов. Разумеется, им не позволят проводить испытания ядерного оружия, и в любом случае уровень доступных энергоресурсов будет ограничен. ИИ будут не только заниматься астроинженерией и терраформированием. С учетом развития наномеханизмов, можно предложить несколько карикатурный образ: кузнец доводит до ума очередную заготовку, а в его молоте и в наковальне наномеханизмы вырастили, как кристалл, новый вид процессоров, которые получают энергию от ударов и нагревания. Потребление энергии собственно человеческим телом измеряется тысячами калорий в день. Если хозяйство человека вписано в окружающую экологическую систему, эти энергопотребности превышаются не намного. Таким образом, если противоречия между отдельными ИИ будут не критичными и не потребуют изъятия даже этих скромных ресурсов, то человек биологический может сохраниться. Его существование не является принципиально невозможным.
Здесь на первый план может выйти отношение людей с оцифрованным сознанием к своим биологическим сотоварищам — с одной стороны, открываются возможности для абсолютизации воздействия, с другой — нет никаких объективных причин, по которым «одухотворенные машины» стали бы вмешиваться в жизнь людей. Исключительно субъективные — личная память, соображения игры, престижа, соревнования и т. п. Для фантастики открывается широчайшее поле создания новых сюжетов. Но для этого надо решить все ту же проблему: умудриться реалистично представить читателю сверхчеловека, даже постчеловека, не вызывая у потребителя отвращения, комплекса неполноценности или просто скуки. Литература вообще и фантастика в частности с этой проблемой справляется еще очень посредственно. Образы, данные Ю. Никитином в романах «Трансчеловек» и «Я — сингуляр», даже и не претендуют на реалистичность. С. Лем предпринял попытку подобного описания в сборнике эссе «Голем XIV». Но эта попытка, имеющая добротную философскую базу, с большим трудом может считаться литературным произведением — это уже скорее научная работа.
Итак, часть фантастики, которая стремится соответствовать футурологическим предположениям, вполне «осознает» будущую технологическую сингулярность. Попытки устраниться от проблемы приводят либо к утрате правдоподобия, либо к скатыванию к «фантастике ближнего прицела» или просто детективу. Попытки представить будущее после сингулярности в благоприятном для человека свете — опять-таки приводят к недостоверностям в развитии сюжетов, хотя основные противоречия, характерные для постсингулярности, осознаются. Чтобы расчистить перспективы, освободить горизонт, фантастам необходимо решить двойную задачу. Не только обрисовать более или менее реалистичные контуры будущего, в котором может существовать человек, но и устранить специфическую проблему демонстрации нечеловеческого разума.