— Говори! Тебе кардинал приказывает! — рявкнул шпион и поддал монаху ногой под зад, не настолько сильно, чтобы его уронить, но достаточно ощутимо, чтобы тот понял, что вилять и запираться бесполезно.
— Клянусь благословенной Мадонной, я больше ничего не знаю!
— Ты богохульствуешь, брат.
Ледяной взгляд самого влиятельного человека в Риме, может и посильнее Папы, пронзил монаха, как стрела, и он почувствовал, что помимо воли наложил в штаны. К ужасу присоединился еще и позор.
Кардинал с отвращением отпрянул.
— О господи! — повторил он, повернувшись к агенту. — Он обгадился.
Монах был уже не в состоянии вообще что-либо сказать.
— Что он еще тебе говорил?
— Да почти ничего, ваше высокопреосвященство. Но прежде чем привести его сюда, я осмотрел монастырь, где произошло это скверное дело.
Шпион замолчал, словно предвкушая, какое удовольствие доставит сейчас своему патрону.
— Ну и?..
— Я допросил настоятельницу монастыря. Она поведала, что в той стычке, что так плохо кончилась для Медичи, участвовали еще двое мужчин. Один высокий, с редкой черной бородкой клинышком. Он обратил в бегство телохранителя Медичи.
— А другой? Опиши его.
— Молодой, чуть пониже ростом, черноволосый, чернобородый.
— Это не соответствует…
— Он мог изменить внешность.
— Мог, конечно…
— Но есть еще кое-что.
— Господи и все святые! Что еще ты узнал?
— Аббатиса сказала, что с ними была женщина.
— Любовница! Маргерита!
— Не думаю, ваше высокопреосвященство. Кажется, она тоже погибла.
Родриго Борджа погладил себя по носу. Его глаза перебегали с соглядатая на монаха, с монаха на мраморные плиты пола, словно ища ответа.
Наконец он поднял указательный палец, на котором сверкнул огромный рубин.
— Но ты в этом не уверен?
— Нет, ваше высокопреосвященство.
— Ну и хватит. Времени больше нет. Они знают, что их разыскивают, и послание Иннокентия уже ничего не даст. Принимай командование на себя. Разыщите это трио и предупреди остальных, что граф может выглядеть совсем по-другому. Теперь вместо белокурых локонов у него могут быть короткие черные волосы и борода.
— Будет исполнено.
— Я немедленно издам приказ об аресте. На полемику и интриги времени больше нет. Мирандола мне нужен здесь. Живой или мертвый — меня не интересует. Ясно?
~~~
Флоренция
Воскресенье, 30 октября 1938 г.
Месса начиналась в полдень и заканчивалась не позднее часу дня. Верующие заполнили весь неф церкви Сан-Марко до самого алтаря. Под распятием работы Беато Анджелико располагалась длинная вереница стульев, где должны были рассесться монахи, каноники и ученые мужи. На всех были парадные одежды, но голоса отличались друг от друга: от низких басов до сомнительных контральто. Некоторых верующих сам по себе религиозный обряд интересовал мало. Кто пришел в последнее воскресенье месяца, чтобы бесплатно послушать грегорианское пение, а у кого были и другие мотивы.
К таковым явно относились пятеро мужчин в сопровождении семейств. Прослушав Introito, Kyrie и дождавшись длинной Gloria, они маленькими группами стали просачиваться через правый трансепт во внутренний дворик смежного монастыря Святого Антония, а оттуда — во двор монастыря Святого Доминика. Если их кто и увидел, то подумал, что почтенным горожанам наскучила месса и они отправились покурить на свежем воздухе в спокойной обстановке. Все эти люди носили известные имена. Их семьи веками дружили и регулярно посещали собрания в Сельскохозяйственной академии. Они принадлежали к группе под названием «Омега». Члены кружка со временем менялись, но их цель вот уже в течение пятисот лет оставалась прежней.
Недоставало самого главного среди них — Джакомо де Мола, хранителя. Ради него они и собрались: после того как он сообщил о пропаже рукописи, надо было выработать стратегию дальнейших действий. Они остановились возле скульптуры святого Доминика, попирающего Ересь. Ересь изображала обнаженная женщина с лицом, полным отчаяния, и тощими отвислыми грудями, свисавшими прямо на какую-то книгу. В руку ей впилась собака. Мраморная скульптурная группа производила одновременно непристойное и торжественное впечатление.
— Вот так в конце концов святой Доминик и победил, — сказал один из них, разглядывая скульптуру.
— Де Мола здесь ни при чем.
— Хранитель сделал все, что должен был, — заговорил второй, который казался выше рангом. — Абсурд, но теперь он ничем не рискует, хотя будет лучше, если пока останется в укрытии.