А в центре остался — знак. Новый. Не руну, не герб. А клеймо.
Я проснулся с криком.
Воздух был тяжёлым. Пахло кровью, потом и настоем трав.
Я лежал на койке. Боль в боку пульсировала, но сердце билось.
Кир сидел рядом.
Он вскинулся:
— Пепельный?.. Ты… ты с нами? Наконец-то ты очнулся!
Я кивнул. Медленно, но достаточно живо.
— Варвара? Где? — выдохнул я.
Он опустил глаза.
— Увели. Но мы знаем, ктои куда, это сейчас самое главное.
Я сжал пальцы в кулак.
Огонь больше не бушевал — он горел ровно, ожидая приказа.
— Тогда вставай, — прошептал я. — Нам пора её забрать.
Я не помню, как встал с койки. Каждое движение отзывалось болью, но внутри уже не было слабости — только холодное пламя, сконцентрированное, направленное.
В штабе, в тёмной палатке с выжженным символом Пепла на брезенте, уже собрались те, кто оставался верен мне не за еду, не за защиту — а за то, кем я стал для них.
Кир стоял у стола с картой. Его лицо, обычно спокойное, было угрюмым.
Лис сидел в углу, прижимая к груди свой нож, не сводя с меня глаз. Он тоже просился в поход — и я не удивился.
Я подошёл к столу.
Карта столицы, провинций, замков. Отмеченные контрольные точки, склады, тайные проходы.
Кир заговорил первым:
— Мы выяснили, кто организовал нам засаду. Один из родов, подчинённых Серовым. Дом Горганов. На бумаге они — поставщики древесины и кузнечного угля. На деле — крысы. Содержат частную тюрьму в горах. Несколько старых шахт переоборудованы под застенки.
— Значит, Варвара у них, — сказал я.
— Почти наверняка. Там держат тех, кого нельзя казнить официально, но хотят сломать.
— Сколько охраны? — спросил я, глядя на карту.
— По данным наших людей: около двадцати бойцов.
Я медленно провёл пальцем по карте.
— Значит, пойдём ночью. С трёх сторон. Основной удар — со стороны старых шахт. Кир поведёшь диверсионную группу. Лис — на дозоре. Я пойду первым. Сам.
— С тобой? — поднял бровь Кир.
— Нет. Только те, кто шёл со мной с самого начала.
Я обвёл взглядом лиц, стоящих вокруг.
— Это не бой. Это — возврат долга. Варвара — не просто моя правая рука. Она… пламя, что держит наш порядок в равновесии. Если позволим врагу увести её — нас больше не будут бояться. Нас перестанут уважать.
Кир кивнул.
— И ещё кое-что, — сказал Лис, поднимаясь. — Я нашёл проход. Старая вентиляционная шахта. Мы использовали её, когда шпионили у границ. Я покажу.
Я подошёл ближе к нему. Положил руку на плечо.
— Ты растёшь, Лис. Сегодня ты идёшь не как мальчик. А как наш брат.
Он не ответил. Только кивнул и спрятал дрожащие пальцы под ремень. Он был напуган — но готов.
Мы разошлись по позициям, подбирая чёрную броню, сапоги и клинки к грядущей атаке.
Перед самым выходом я надел новую перчатку — с пепельным камнем, пульсирующим от возбуждения. Пламя внутри меня было голодным. Оно хотело действия. Но я держал его. Сейчас — не время гнева.
Ночь падала на лагерь. В ней не было страха. Только тишина и ожидание.
— Мы возвращаем её, — прошептал Кир.
— Нет, — ответил я. — Мы возвращаем себя.
Мы двинулись ночью. Двенадцать человек, тени.
Молчаливая колонна, что шла не за славой — за своей сестрой.
Сквозь лес, по каменистым склонам, через обледенелые ручьи, где вода бежала, будто знала, что в эту ночь прольётся не меньше крови, чем воды в ней самой.
Лис шёл впереди.
Тонкий силуэт, уверенный шаг.
— Почти у входа, — сказал он, не оборачиваясь.
Кир держался рядом со мной, напряжённый, но спокойный.
— Место проклятое, — сказал он. — Чувствуешь?
Я кивнул. Скалы здесь были другие.
Будто хранили тайны, которые никому не стоило открывать.
Через двадцать минут мы добрались до расщелины.
Старая вентиляционная шахта была действительно там. Лис указал:
— Внутри — вниз по лестнице, переход ведёт прямо в подвал тюрьмы.
Я шагнул вперёд.
Кир полез следом. За ним — трое бойцов. Остальные остались снаружи, перекрывать выходы и ждать сигнала.
Внутри пахло ржавчиной и щёлочью Прошли первую зону.
Трубы. Сетки. Подсобки. Потом — лестница. Вниз.
Когда мы вошли в камеру хранения — дверь за нами захлопнулась.
— Что?.. — начал Кир, но уже было поздно.
И тут Лис… повернулся к нам с кинжалом в руке.
— Не двигаться, — сказал он.
Голос — другой. Холодный. Не дрожащий.
Не мальчишка. Мужчина.