На стенах — пепельные отпечатки. Следы от рук, мечей, даже губ. Люди приходили сюда перед сражением, как в последний раз.
Я встал перед алтарём, вытянул руку. Пепел хрустнул под пальцами.
— Слушай, старик, — сказал я. — Я знаю, ты следишь. Ты сказал мне: иди через пепел. Я иду. Только ты, мать твою, будь рядом, когда я начну гореть.
Ответа не было.
Только треск факела.
И холод, который вдруг сменился жаром — словно огонь внутри снова проснулся.
Пока они собирают армии — мы собираем пепел. Он не блестит. Он не красив. Но он — вечен.
И он будет нашей бронёй.
Они пришли до рассвета.
Не фанфарами. Не проклятиями с трибун. А ровным шагом тысячи ног. Земля дрожала. Стены отзывались ритмичным гулом. Совету не нужно было запугивать — они просто шли, как буря, как наводнение, как-то, что должно смести нас с лица имперской земли.
Я стоял на центральной башне и смотрел вниз. Пыль. Доспехи. Маги в алых капюшонах. Тотемные штандарты великих родов, от которых осталась только жажда власти.
— Кир, Варвара, позиции?
— Восточные баллисты готовы, — Варвара. Её голос — как меч. Чёткий, резкий, ледяной.
— Западные башни держат маги из клана Мерк, — доложил Кир. — Пепельные мечники — внизу. Люди готовы.
Я кивнул. Никаких речей. Никаких героических воплей.
Я просто поднял кулак.
И в тот же миг загремел первый залп.
Они шли волнами. Сначала наёмники — пушечное мясо. Мы били по ним сверху: стрелы, камни, алхимические бомбы. Те, кто прорвался, встречали клинки на мостах и перекрёстках.
Я сражался вместе со всеми. Не на стенах. Не в зале. На земле. Меч в руке, пепел под ногами. Каждый удар отдавался в груди.
— Сжечь фланг! — крикнул я, когда с запада пошли боевые жрецы.
Варвара подняла руки. Вспышка. Пепел всплыл в воздухе и полетел, как пыльная буря. Их заклинания погасли. Они упали, крича. Кто-то сгорал заживо, кто-то корчился, хватая рты.
— Не жалеем, — бросила она, — они нас не пощадят.
День превратился в месиво.
Вечером мы держались из последних сил.
Потом они выкатили големов — железные чудовища с символами древнего Совета. Мы были не готовы.
— Отступить к центру! — крикнул я.
Но в тот момент, когда один из големов уже врубался в стены, раздался рёв. Глухой, низкий, как будто сама земля заговорила.
Из леса появились тени. Те, кто клялся лишь одному — мести. Северяне, лесные, южане, даже чёрные кузнецы из Прахгорода. Они били в спину тем, кто пришёл с Советом.
И битва обратилась.
Я не помню, сколько мы рубились. Я чувствовал боль, знал, что у меня сломано плечо, кровоточит бок, но я стоял. Пока враг стоял — я стоял.
А потом — всё. Пыль. Тишина.
Они отступили. Не позорно. Без знамён. Просто исчезли в ночи, как привидения.
— Мы… победили? — прошептал кто-то рядом.
— Мы выжили, — ответил я. — А значит — победили.
Я поднялся на ту же башню, где ждал их утром. Внизу — костры. Наши. Живые. Тела — и те, и другие. Мы хоронили своих. Сжигали врагов.
— Ты стал больше, чем был, — сказала Варвара, подойдя ко мне. — Это не просто замок. Это уже крепость клана.
— Это только начало, — ответил я. — Совет ушёл. Но не проиграл. Теперь они захотят большего. Большей крови. Большего страха.
— И что мы сделаем?
Я сжал рукоять меча, закованную в пепельную сталь.
— Мы покажем, что у страха теперь новое имя.
Но ночью, когда я уже почти заснул, Варвара вбежала в мою комнату. Без слов. Без дыхания.
Я сидел у костра, держа чашу с отваром. Горло саднило, как будто пил стекло, но это было не важно. Мои руки дрожали не от усталости. От предчувствия. Как пёс перед бурей.
— Пепельный… — Варвара появилась рядом. — Идём. Там… Кир.
Я не спрашивал. Я как будто бы знал.
Потому что уже в тот момент в груди — словно что-то хрустнуло. Как в бою, когда щит не выдерживает удара.
Он лежал на полу казармы, под старым стягом с пепельным знаком. Глаза распахнуты. Пустые. Смотрят в потолок, как будто искал ответ.
В груди — клинок. Не наш. Не в пепельной манере. Имперская работа. Я знал такие: гладкие, тонкие, рассчитанные на один точный удар. Убийца точно знал, куда бить.
Я опустился на колени. Пальцы касаются его руки — ещё тёплая. Мгновение.
Всё. Тепло уходит. Его тело холоднеетю
— Вы знаете кто это сделал? — спросил я тихо.
Словно во мне кто-то чужой заговорил. Не я. Не тот человек, что до этого рубился в крови, поднимал знамёна и вёл в бой.
— Мы не знаем. Никто не видел, как он вышел, — сказал один из бойцов, дрожащим голосом. — Дверь была не взломана. Стража ничего… ничего не слышала.