Мой кулак крепко сжался. Больше я не ждал врачей. Почему-то мне резко стало на это плевать.
Больница. Кабинет Врача. Немного ранее.
— Почему он до сих пор жив?!
Ибрагим Штейн уже более двадцати лет работал в кабинете с красивой табличкой «Главный Врач». За это время он много к чему привык: бюрократия, бессонные ночи и всякие абсурдные указы сверху давно стали для него естественной средой обитания, в которой тот чувствовал себя легко, как рыба в воде. Разумеется, за такой срок невозможно не выработать собственный свод правил, и у Ибрагима он был довольно длинным. Сотня неписаных хитростей, уловок и принципов теснилась в голове у врача, помогая ему оценивать каждую ситуацию, что не попадала под четкие рамки учебников и регламентов, и выносить из неё исключительно выгоду. Одно из таких правил и привело его к ситуации, в которой он сейчас оказался.
«Рискуй только при максимально выгодном предложении». Многие коллеги считали, что будучи главврачом, он тянет взятки из всех, кого только может. Безусловно, он не был чист на руку, однако… из «всех»? Да на что ему сдались бесконечные потоки конфет, шоколадок и «благодарностей», которыми его пытался засыпать каждый второй пациент или его родственник в больнице? Или жалкие гроши, которые ему предлагали за то, чтобы какая-нибудь престарелая обладательница квартиры в центре не дожила до рассвета, неужели все эти проходимцы так низко оценивали его? Каждый раз выгоняя какого-нибудь незадачливого внучка из своего кабинета, Ибрагим ощущал, как страдает его гордость. Он знал, что если и подвергнет себя риску, то только при таких условиях, когда ему и в голову не придет мысль о том, что он продешевил.
Тем привлекательнее оказалось предложение, что поступило к нему несколько дней назад: убедиться, что травмы Марка Ротта ТОЧНО были несовместимы с жизнью.
— Объясни мне… почему он еще жив? — Ибрагим поправил очки и слегка успокоившись посмотрел на медсестру, что растерянно сидела в кресле напротив его стола сложив руки на колени.
— Я… я не знаю… Его сердце останавливалось трижды… да его привезли едва живым, я понятия не имею каким образом он вообще вышел из комы. — девушка уже несколько раз успела пожалеть, что ввязалась в дела Ибрагима, а учитывая, что пациент пришел в сознание, было вообще непонятно, как им теперь выполнять свои «обязательства».
— Четырежды. Сердце останавливалось четырежды. Да и сейчас его кардиограмма выглядит, как сущий бардак, он в таком состоянии не то, что проснуться… — Ибрагим вытер пот со лба и закусил губу.
Казалось, что все будет просто и безопасно. Конечно, семья Марка очень влиятельна, но учитывая состояние, в котором он сюда приехал… да ему скорее всего даже делать ничего бы не пришлось! Но сейчас…
Ибрагим грузно посмотрел на медсестру. Миловидная девушка азиатской внешности была гораздо младшего него, но уже понимала, что для того, чтобы существовать с комфортом, недостаточно идти по протоптанным тропам и просто хорошо выполнять свою работу. Поэтому последние пару лет, она то и дело помогала ему со всякими щепетильными вопросами, и с тем количеством информации, которым он обладал, в какой-то мере уже зависела от него. Взамен же Ибрагим закрывал глаза на некоторую не совсем легальную деятельность, которой она промышляла в больнице и помогал ей подняться по карьерной лестнице. Невысокая цена за возможность спихнуть на неё всю вину за врачебную халатность и выйти сухим из воды, в случае чего.
— Завтра к нему приедут важные люди. Сегодня наш последний шанс. Ты понимаешь, что я имею ввиду?
— Н-но… я на это не подписывалась… — одно дело химичить у бессознательного тела, которое вполне себе могло не выжить и само, а совершенно другое — собственными руками убить бодрствующего человека.
— Еще как подписывалась, Мия. Может ты не понимаешь, но люди, которые попросили об этом одолжении, очень доходчиво намекнули, что наша с тобой жизнь станет куда сложнее, если этот Марк выйдет отсюда не ногами вперед. — Ибрагим пытался звучать настолько внушительно, насколько мог.
Мия хотела ответить, что вообще-то никто её не спрашивал, когда договаривался об этом, но не успела, так как служебный пейджер, пристегнутый за пояс, противно запищал.
— Это его палата… он нажал на экстренную кнопку, — она выпучила глаза.
— Так иди и сделай, что должна!
Ибрагим наклонился и достал что-то из ящичка в своем лакированном столе. Выдохнув от злобы, что всё так скверно складывается, он положил перед девушкой шприц с какой-то прозрачной жидкостью внутри.