Своеобразно трактуя пушкинскую элегию «Пробуждение» («Мечты, мечты, где ваша сладость»), Алябьев создает многоплановый психологизированный образ с разнообразными оттенками эмоциональных переходов, находит свежие гармонические краски, контрастные сопоставления, прибегает к оригинальному композиционному решению для выражения страстного порыва и никогда не заживающей раны человеческого сердца.
Стихи Пушкина не имеют строфического деления. В романсе Алябьева три раздела, как бы три главы лирического повествования. Они создают развернутую картину переживаний героя. Основная музыкальная тема подвергается «сквозному развитию», и это сообщает произведению драматическую напряженность.
Глубиной чувства, чудесной гармонией стиха, горькими раздумьями и радостью творческого вдохновения привлекают композитора элегия «Я помню чудное мгновенье» и овеянная мрачной романтикой баллада «Два ворона». На стихи Пушкина рождаются романсы «Предчувствие», «Цветок», «Если жизнь тебя обманет». В Тобольске создается «Черкесская песня» и, очевидно, музыкально-драматические сцены «Кавказский пленник».
Тема изгнанничества, одиночества человека, преследуемого судьбой, коротающего дни свои вдали от родных мест, воплощена в романсе «Иртыш» на слова тобольского поэта И. Веттера («Шуми, Иртыш, струитесь, воды, несите грусть мою с собой, а я, лишенный здесь свободы, дышу для родины драгой»). В припеве этого романса «автобиографическая нота» звучит с явно гражданственным оттенком: тоска одиночества вдали от родины.
Трагический образ создан композитором в элегии «Гроб» на слова П. Ободовского («Мрачен и ужасен безмятежный гроб»), так же как в романсе «Живой мертвец» («Что грустишь ты, одинокий... близких сердцу не имея») на слова Д. Раевского.
Алябьев — первый русский композитор, отозвавшийся на стихотворение И. И. Козлова «Вечерний звон» (из Томаса Мура), получившее волнующий отклик в годы кровавого террора последекабристских лет. «И сколько нет теперь живых, тогда веселых, молодых; и крепок их могильный сон — не слышен им вечерний звон», — таков лейтмотив стихотворения, созвучный эпохе мрачного безвременья.
И здесь композитор нашел предельно простые, но яркие выразительные средства, которыми создается впечатление мерно звучащего скорбного колокольного звона, а мелодия сохраняет декламационный характер (паузы, скачки, прерывающие дыхание). В эти годы именно алябьевский «Вечерний звон» получил большую известность. Песня была издана в Москве в серии «Северный певец». Иные созданные в Сибири романсы наделены более просветленными образами — это «Кудри», «Дедушка» на слова Дельвига, «Канареечка» (автор неизвестен), а в исполненной добродушного юмора песне «Совет» («Ты, Федор, славный был гусар») на слова брата композитора Василия Александровича слышатся отзвуки песен гусарской вольницы.
Так из далекой Сибири, страны каторги и ссылки, из «глубины сибирских руд», на долгих почтовых, на ямщицких тройках устремлялись в Москву, Петербург песенные создания «Северного певца» (под таким девизом издавались произведения ссыльного композитора). Эти песни и многие другие, написанные в тобольской ссылке, широко распространились в быту, выйдя далеко за пределы аристократических салонов, проникли в самые демократические слои населения, печатались в «музыкальных альбомах», распространялись «в списках». Песни композитора-узника вышли на вольный простор.
Немало пришлось ссыльному композитору испытать притеснений от местных властей. Алябьев оказался объектом сложных и противоречивых обстоятельств. Если представители военной администрации края, такие, как генерал-губернатор Западной Сибири Вельяминов или командующий Сибирским отдельным корпусом генерал-майор Броневский, принадлежавшие к тому же кругу, что и ссыльный композитор, отнеслись к Алябьеву с известным расположением, не очень ограничивали его в свободе общения с местной интеллигенцией, с чиновниками, военными (учитывали к тому же и характер его «преступления», да и пользу, какую композитор мог оказать краю в развитии музыкальной культуры), то со стороны гражданских властей (полиции, жандармерии), злобствующих мещан, «сибирских старожилов», обывателей беспрестанно шли услужливые доносы шефу жандармов Бенкендорфу, за тысячи верст неотступно следившему за «преступником».