— Здесь держат тяжелобольных, оставшихся без ухода родственников. Посмотри на них внимательнее. Как думаешь, что они чувствуют? — Белобрысый остановился напротив одной из палат.
Взглянув в окно, Хиро увидел просторную палату с шестью койками. На каждой лежала женщина. Может, когда они были здоровы, то были совсем друг на друга не похожи, но сейчас он видел шесть сильно похудевших, изможденных женщин. Кожа их была серовато-нездорового оттенка. Губы были ссохшимися и потрескавшимися, а глаза — будто стеклянными без единого проблеска жизни и надежды. Они напоминали живых мумий из старых фильмов. Одна девушка была моложе остальных. Даже сейчас он не дал бы ей больше 25 лет. Она лежала близко к окну и вела себя как-то странно. Лежа на боку, она изо всех сил вцепилась в подушку и содрогалась в непонятных слабых судорогах. То ли это были беззвучные рыдания, то ли из-за боли, он не понимал. Вдруг она подала голос и заревела. Ничего ужаснее Араки прежде не слышал. Это был не крик, а вой. Она заливалась слезами и орала. Он перепугался.
— Что с ней?! Врача!
Себастьян одернул его. Араки непонимающе уставился на него. Скоро в палату зашла медсестра, вколола что-то девушке и связала ее по рукам и ногам. Но рев не прекращался еще долго. В ужасной боли она изгибалась и рвала подушку, кричала что-то невнятное. От такого зрелища кому угодно станет плохо.
— Почему ей никто не помогает?!
— Они сделали все, что могли. Через пару минут подействует обезболивающее. Только вот, надолго ли? Онкология — страшная вещь. Эта девушка живет от приступа к приступу. Ответь на вопрос, как думаешь, что творится в ее голове? О чем она думает день изо дня?
— Не знаю, я же не ты. Я не умею читать мысли.
— Хорошо, я тебе скажу. Сейчас ей очень больно, и все, чего она хочет — прекратить это. Мне, конечно, сложно представить, что именно сейчас она испытывает, но, вероятно, невыносимые муки. Вся ее жизнь теперь — одни мучения. Ее шанс выжить довольно близок к шансам твоего отца. Она уже на это не надеется. И другие в этой палате — тоже. Они лежат и думают, когда то же самое настигнет их, как скоро они также будут извиваться от боли и орать до потери голоса. Но я привел тебя не на них смотреть. Пошли.
Себастьян развернулся и пошел дальше по коридору. Он остановился напротив последней палаты. За стеклом стояла всего одна кровать. На ней лежал мужчина на вид лет 35–40. Он был такого же болезненного вида, что и те женщины, но было кое-что отличавшее его от них. На лице его красовалась бешеная улыбка, а взгляд был безумным. Он был надежно привязан к постели, но периодически дрыгал то ногой, то рукой и мерзко хихикал.
— Вот про него стоит рассказать подробней. Знакомься, это — Эльвин Зорде, в прошлом ведущий архитектор нашего города. По его проектам построено множество зданий, в том числе дом, в котором я сейчас живу. Его можно назвать гением. Все здания, что он проектировал, продуманы до мелочей. Перфекционист, инноватор, исключительный изобретатель, да просто титан архитектурной мысли. У него была насыщенная и счастливая жизнь. Блестящая карьера, казалось, любящая жена, умные дети. О чем еще можно мечтать? Но жизнь непостоянна. У него нашли опухоль, когда ему не было и 40 лет. Жена его долго не думала, быстро собрала вещи, развелась, заграбастав половину его немаленького состояния, и увезла детей в другой Район. У них давно другая жизнь и другой папа. Он остался один. От него отвернулись все, и те, кого он считал друзьями, с радостью предали его, сумев растащить оставшиеся средства. Вначале он, как мог, боролся, надеялся, что все еще наладится. Прошел через несколько операций, химиотерапию, но все без толку. А боль становилась только сильнее с каждым днем. Ему постоянно колят сильнодействующее обезболивающее. Если проще, то наркотики. Он — уже наркозависимый. И он это осознает и то, в каком он положении находится. Как думаешь, чего он сейчас желает?
— Вылечится?
— Сдохнуть. Каждый день его рвет на части боль. Каждый день он лежит привязанный на этой койке. Каждый день все, о чем он думает — это когда он умрет. Он не является безнадежным лежачим больным, поэтому легальная эвтаназия ему недоступна. У него было несколько попыток самоубийства. После этого его держат связанным против его воли, только чтобы он продолжал страдать, потому что так, по их мнению, правильно. Это ли не ад?