— Я и не думал тебя осуждать за это. Нужно много сил и смелости, чтобы вот так отпустить того, кого любишь. Тут не осуждать, а восхищаться надо. Если честно, я на тебе уже крест поставил. Я думал, что ты, как и та бабка, принесешь себя в жертву «правильности», «порядочности» и прочей ерунде. И потеряв все, до конца жизни будешь сожалеть об этом. Но, похоже, ошибся. — Он закончил бинтоваться, закрыл с громким щелчком белый чемоданчик, убрал его на место и продолжил говорить чуть погодя. — Я приду на похороны, мне не сложно. И, если что-то еще нужно, не стесняйся, проси.
— Х-хорошо. — Хиро был удивлен.
И вновь тишина. Разговор закончился и Хиро отвернулся обратно к окну. Компания детей уже куда-то исчезла. Теперь аллея была абсолютно пустынна. Казалось, будто вся жизнь покинула это место. Голые мертвые деревья, сухая желтоватая трава на обледенелой земле, ни голубей, ни ворон, ни какой-либо другой привычной уличной живности и неизменное густо-белое небо.
«Интересно, а бывало ли здесь когда-либо солнце?»
— Когда? — разорвал белобрысый своим вопросом затянувшееся молчание.
— Что «когда»?… А, это. Да не знаю пока. Сегодня пойду с врачами говорить, а там понятно будет.
Не ответив, белобрысый покинул кухню и оставил Хиро. Тот, надо сказать, этого и не заметил. Погруженный глубоко в свои мысли, он мало интересовался окружающей действительностью. И в такой задумчивости он просидел, смотря пустыми глазами на расплывчатые плавно меняющиеся отблески с улицы, какое-то время. Сколько именно он сказать бы не смог, но этого хватило для того, чтобы Себ успел нормально умыться, почистить зубы и без спешки одеться. Когда он к нему вернулся, тот не поменял своего положения ни на градус.
Хиро и возвращения его не заметил, так же сидя на табуретке, бесцельно смотря в окно. Себ не стал его звать, вместо этого он дошел до коридора, снял с вешалки свое пальто и куртку Хиро и, вновь вернувшись на кухню, запустил курткой прямо в него. От неожиданности он сначала испугался и, не поняв, что произошло, поймал куртку. Это сработало. Выдернутый из меланхолии, пусть и немного резко, с немым вопросом он уставился на Себастьяна.
— Пошли, — тихо приказал он ему.
Спустя только какое-то время Хиро понял, что он сказал, а до этого он отметил перемены, которые произошли с Себом. Теперь он стоял не в одних трусах. Все бинты аккуратно были спрятаны под ярко-черной рубашкой с длинным рукавом. Она была идеально выглажена, ни единой лишней складочки, застегнута на каждую пуговку, кроме разве что последней у самого горла, и заправлена в темные джинсы. А довершал дело широкий кожаный такой же черный ремень с золотой бляшкой, сверкающей даже при таком скудном свете. Вся эта одежда сама по себе была до невероятного простой, ничего лишнего, но надетая вместе отдавала какой-то изысканностью. На голове Себ тоже навел порядок и расчесал еще сырые — он явно не потрудился их высушить — волосы, слегка зачесав их на бок.
Взглянув на Себа, Араки вдруг понял, как выглядит сейчас сам. Не стоит и сравнивать этот безукоризненно опрятный внешний вид с его потасканным и измученным. Застиранная мятая серо-белая толстовка. Возможно, когда-то эта толстовка была красивого белого цвета и вовсе не выглядела настолько затасканной, но спустя годы она утратила всякую красоту. Светлые джинсы были заношенны ничуть не меньше. Коричневые пятна грязи после вчерашней прогулки надежно поселились на коленях и пятой точке. И пуховик, который так бесцеремонно кинул белобрысый, был бесформенный и затертый на локтях. Добавив к этому еще взъерошенные грязные волосы, характерную лишь ему пугающую внешность и перегар от вчерашней выпивки, то впечатление получим, скажем так, явно не из лучших. Осознав это, Хиро нахмурился и отвел взгляд.
«Да какое кому дело, как я выгляжу, в самом деле?»
Он встал и, молча, натянул на себя пуховик все с тем же недовольным выражением лица. После они вместе вышли в коридор, не нарушая безмолвия, обулись и вышли на улицу. Утро выдалось на редкость зябким. Мороз нещадно щипал их за лица, а проклятый ледяной ветер так и норовил проникнуть под одежду, пробирая до костей. Стоя под подъездным козырьком, недолго они просто наблюдали безликий пейзаж. Себ громко выдохнул, выпустив небольшие клубы пара, затянул шарф потуже и достал сигарету. В тишине он курил, привыкая к холоду. Араки на улице чувствовал себя еще неуютнее, чем в квартире. Переминаясь с ноги на ногу, то и дело, стряхивая с себя невидимые пылинки, он ясно дал понять Себастьяну, что чувствует.
— Да не беспокойся ты об этом. Ты не из-за этого страшный, — заговорил Себ привычно тихо, смотря на улицу.